Огневой бой. Воевода из будущего (сборник). Юрий Корчевский

– по крайней мере, перестали стучать молотки в висках и давить в затылок.

      Отправились в баню. Она тоже была огромна – не меньше, чем трапезная. Хорошо прогрета, видно – слуги топили с раннего утра.

      Банщик плеснул на камни квасом, потом еще. В воздухе запахло хлебом.

      – Будем париться али как? – спросил я банщика, стараясь предугадать вкусы и предпочтения именитых москвичей.

      – А кто как хочет.

      Банщик вернулся с целой ватагой молодых женщин, стыдливо одетых в сорочки.

      Бояре оживились, порасхватали девок. Кто постарше или перебрал вчера – на самом деле мылись, а девки охаживали их вениками, терли мочалками. Те, кто помоложе да был не сломлен вчерашним пиром, пользовали девок вовсю. Уж и рубашки их куда-то делись.

      Угомонились часа через два. Выйдя в обширный предбанник, уселись на скамьи, попили прохладного и ядреного кваса, закутавшись в простыни. Отойдя от жара бани, оделись и потянулись в трапезную.

      А там уже новые блюда – огромная севрюга, молочные жареные поросята, да шулюм перепелиный, да сладости восточные… Да как же без вина? Тут и рейнское, и мальвазия, и терпкое испанское, и наше яблочное, да меды стояные, да перевар. Пей кто что хочет.

      Я еще помнил начало, а потом – провал.

      … Очнулся я от скрипа полозьев. Что такое? Куда я еду? С трудом разлепил глаза. Совсем рядом с лицом тянулся санный след. Я пощупал рукою – я в тулупе, а сверху прикрыт дареной шубой. Куда же меня везут?

      Я собрался с силами и сел в санях.

      На облучке сидел возничий, помахивал кнутом.

      – Эй, любезный? Я где?

      – Знамо, в санях, боярин.

      – Сам вижу.

      – Тогда чего спрашиваешь?

      – Куда едем?

      – В Вологду, вестимо. Кучецкой приказал – доставить боярина в целости. Вон – и охрану дал.

      Я обернулся назад. За санями верхами ехали два ратника. Черт! Я упал на сено. Это же надо так упиться. Погрузили, как мешок с грузом, на сани, а я даже попрощаться и спасибо Кучецкому сказать не успел. Вот стыдуха!

      Я опять уселся в санях, потом сбросил шубу, тулуп, спрыгнул с саней и побежал за ними.

      – Эй, боярин, – обеспокоились верховые. – Ты чего это? С тобой все в порядке?

      – В порядке, успокойтесь, это я хмель выгоняю.

      Пробежавшись и изрядно вспотев, я быстро надел тулуп и уселся в сани. Стало получше, по крайней мере – голова не кружилась. Ни фига себе попировали. И в то же время распирала гордость. Сидеть за одним столом с именитыми людьми – уже честь великая. Кто я для них? Рядовой боярин, коих в каждой губернии – не один десяток. А в братчину приняли, посчитали за ровню. Все благодаря Кучецкому.

      А я же уехал, вернее меня увезли – пьяного в стельку. Осрамился, как есть опозорился. «Ладно, – успокаивал я себя, – не на бранном поле позор принял – тот не отмоешь, на всю жизнь останется, коли струсил. А за пиршественным столом упиться – еще не позор, вон другие бояре – тоже «устали», невзирая на высокое положение. И небось сейчас голову лечат, а не корят себя». Я успокоился.

      Ехать на санях пришлось