Молот Одина. Александр Прозоров

ное тело плотно облегала мягкая бирюзовая замша, лишь на плечах замененная шелковистым мехом песца да прикрытая россыпью золотых пластин на груди, резко поднялась, взмахнула рукой:

      – Ступайте! – и стремительно скрылась в дверце возле трона.

      Мелкие седовласые старушки вострухи – духи-защитницы дома – мигом попроваливались сквозь плотно сбитые доски пола. Остальные оставшиеся в комнате женщины неуверенно переглянулись.

      – Чего там, Ласточка? – спросила одна.

      – Потом! – отмахнулась тревожная вестница и нырнула вслед за повелительницей.

      Макошь миновала одну светелку, другую, повернула и оказалась в комнатенке, единственным украшением которой было огромное – в рост человека – овальное зеркало из черного, как ночь, обсидиана. Богиня на миг замерла, чуть приопустив веки, потом вдруг резко наклонилась вперед, погрузив обе руки и голову в полированный камень, тут же откинулась назад – и выдернула из черноты девушку в мокром платье.

      Ее добыча распласталась на полу, натужно кашляя. А Макошь невозмутимо сняла кокошник, внимательно осмотрела его, что-то сдула, пригладила волосы, стряхнула с ладони несколько капель:

      – Хорошо… Почти не намокла. – Она вернула украшение обратно, с некоторой брезгливостью глянула на распластанную жертву, кивнула: – Сказывай, Ласта…

      Имя Ласточка, данное когда-то маленькой девочке, а ныне пожилой вестнице, и вправду уже давно не подходило. Посему служанка никакой обиды на снисходительное прозвище не выказала, торопливо заговорила:

      – В людской мы были, богиня… Ну, поручения нам раздавать стали… К свадьбе готовиться то есть. Репа же, смотрю, руки к губам вскинула, и глаза намокли. И зараз: шасть к дверям! И слышно – побегла. Мне сие странным показалось, я из людской вышла да на башню привратную поднялась, к караульным. Оттуда, знамо, весь двор виден. Глянь, а она не к себе в мастерскую, а за стену выскочила и к реке. И с мостков, с коих белье полощем, в воду кинулась! Коли в одежде-то, так, знамо, не купаться? Там, правда, мелко, по пояс. Она дальше к стремнине пошла, на глубину. Я же к тебе…

      – Ты молодец, Ласта, я тобой довольна, – величаво кивнула Макошь. – Коли спросит кто, отвечай, что я тебя сюда не впускала и о судьбе служанки сгинувшей ты ничего не ведаешь.

      – Воля твоя, богиня, – склонилась в низком поклоне женщина, вышла из комнаты, притворила за собой дверь.

      А правительница поджала губы, снова опустив взгляд на лежащую перед ней мокрую девушку.

      – Значит, при известии о свадьбе моего сына ты решила утопиться? – задумчиво произнесла она. – Интересно, как ты выражаешь радость за своего господина!

      Богиня толкнула тяжело дышащую жертву ногой в плечо, опрокидывая на спину, погладила ладонью себя по волосам, вытянула из-за спины косу, сняла вплетенную в ее кончик жемчужную нить, повесила ее на средний палец раскрытой правой ладони, провела над телом. Возле низа живота нить крутанулась.

      – Какая невероятная преданность, Репа! – покачала головой Макошь. – Посвятить моему сыну всю себя без остатка. И как давно вы с ним совокупляетесь?

      – Прости меня, великая богиня… – прошептала девушка.

      Правительница провела над ней ладонью еще раз, покачала головой:

      – Нет, распутница, простым прощением ты уже не обойдешься. Вставай!

      Служанка поднялась. Замерла, понурив голову. Выглядела она довольно жалко: сарафан обвис, по всему телу налипла ряска, на ногах повисли водоросли, в волосах запутались какие-то букашки. Ни дать ни взять – утопленница, вылезшая в лунную ночь погреться о живую плоть. Богиня протянула руку в ее сторону, резко сжала пальцы. Девушка охнула, застонала. Ее ступни оторвались от пола, и теперь несчастная растерянно перебирала руками и ногами в поисках опоры. Макошь взмахнула рукой, отправляя ее в зеркало, и тут же нырнула следом сама.

      По ту сторону вулканического стекла обнаружилась каменистая прогалина, окруженная многовековыми соснами. Деревья стояли редко, и между стволами, в какую сторону ни посмотри, можно было различить только воду. Они находились на острове.

      – Ты хочешь заточить меня здесь, богиня? – зябко поежилась девушка.

      – Вижу, ты набралась храбрости, моя маленькая Репка, – скривилась правительница. – Смеешь задавать вопросы своей госпоже?

      – Если я все равно умру, чего теперь бояться?

      – Ты не умрешь, – покачала головой богиня богатства. – И не вздумай броситься со скалы! Я упрежу Мару, что не желаю твоей смерти, и она не примет твою душу. Ты все равно останешься жива, но в искалеченном теле.

      – Это моя кара, богиня? Вечная жизнь?

      – Хватит стенать, Репка, – поморщилась Макошь. – Ты станешь смотрительницей в моей священной роще. Вернее, в моем священном лесу. На моем священном острове. Это озеро Нево, любимое штормами, самая его середина. Здешние острова – это просто скалы, с воды на них не забраться. Но пригляд все же надобен. Мало ли что? Не хочу ощутить, как погибают мои олени.

      – Но как здесь можно жить? – неуверенно переспросила