Портрет Алтовити. Ирина Муравьева

Вы лучше езжайте.

      Тут только он сообразил, что она остается:

      – Ты что, живешь здесь, в Филадельфии?

      – Да, – отмахнулась Николь, – сейчас я живу здесь. Учусь. В школе альтернативной медицины, какая разница?

      Вдруг она близко подошла к нему:

      – Я вам могу сказать, что со мной будет. – Заглянула ему в глаза. – Мне жить недолго.

      Доктор Груберт обеими руками схватил ее за щеки:

      – Да перестань ты!

      Показался поезд, и платформа быстро наполнилась высыпавшими из зала ожидания людей.

      – Нет, это правда, – прошептала Николь, – вы увидите!

      Не чувствуя ног, он поднялся по ступенькам, вошел в вагон, сел у окна.

* * *

      Высокая чернокожая проводница с вытравленными перекисью оранжевыми волосами проверила билеты. Доктор Груберт взял себе чаю в буфете и начал медленно пить его маленькими глотками.

      «Какая нелепость, – подумал он, – считать, что человек может что-то изменить, решить… Какая нелепость! Что я могу, например, сейчас? Ничего!»

      Он отодвинул от себя чашку с чаем, закрыл глаза и откинулся на сиденье.

* * *

      …Кажется, была очередная лекция в каком-то университете. Потом он сел в машину, чтобы ехать домой. Дома – он помнил – Майкл болел корью, и Айрис тоже чем-то болела, поэтому нужно было поторопиться, чтобы приехать засветло. Дорога шла из Олбани, расстояние неблизкое. Через полчаса он неожиданно очутился в городе, про который кто-то сказал ему, что это Лима.

      Кто сказал, доктор Груберт не понял, но в то, что это именно Лима, столица Перу, поверил сразу.

      Он поставил машину на площади и решил купить карту, чтобы разобраться в дороге. Умом он понимал, что Лима – это абсурд, не мог же он из Олбани заехать в Перу, но реагировал на то, что с ним произошло, как на обычное обстоятельство.

      На улицах Лимы было поначалу довольно много людей, и все они вели себя так, словно не видят доктора Груберта, хотя некоторые задевали его на ходу, а двое даже столкнулись с ним, перебегая дорогу.

      Тогда он свернул в какую-то маленькую, ярко освещенную закатом улицу, будучи совершенно уверенным, что там он найдет киоск, в котором купит карту, но улица начала петлять и уводить его все дальше и дальше от центра.

      Ему пришло в голову, что так можно окончательно запутаться и потом не найти свою машину, но опасение это было слабым, и доктор Груберт отмахнулся от него как от мухи. Постепенно он сообразил, что не знает испанского и ни к кому не сможет обратиться за помощью. То, что ни один человек в этом городе не говорит по-английски, тоже было почему-то понятно с самого начала. Доктор Груберт сунул руку в карман и обнаружил, что в нем нет ни кошелька, ни документов. Тогда он приостановился и сказал себе, что кошелек и документы остались в машине. Он помнил, что поставил машину на площади, и примерно представлял себе, куда нужно идти, чтобы вернуться к ней.

      И тут что-то произошло с ним.

      Доктор Груберт вдруг почувствовал, что ему хочется смеяться, и громко, во весь голос, расхохотался. Радость захлестнула его. Он был