Сердце зверя. Татьяна Корсакова

в нем поселилась пани Вершинская. Дом не знает, что его ждет. Или знает и готовится к встрече?

      Албасты сидела на его лежаке, а кошка игралась с кончиком ее косы. Идиллическая картинка, если разобраться.

      – Не знал, что животные тебя не боятся. – Август устало опустился на стул, стянул рубаху, осмотрел открывшиеся на плече раны.

      – Обычно боятся. – Кончик косы дернулся, отползая от кошки, и та, выпустив когти, накрыла его лапой. – Этот котенок необычный. – Албасты осторожно, словно опасаясь причинить вред, погладила кошку по голове. Та прижала уши, но ни убегать, ни отпускать добычу не спешила, смотрела на албасты, щурилась. – От него пахнет девочкой. Моей девочкой.

      – Это подарок. Анечка подарила мне… это.

      – Кошку.

      – Кошку. Сказала, что она очень умная и станет меня любить.

      – Она и в самом деле умная. – Албасты отняла косу, перебросила через плечо, но та соскользнула обратно, снова потянулась к кошке. – А что касается любви… не знаю. Любовь приносит одни лишь страдания.

      С этим Август был готов согласиться. Сначала счастье, а потом страдания. Так и есть.

      – Ты поговорил с ними?

      – Поговорил. – Август достал приготовленную Ксенией свежую рубаху, надел. – Сегодня же Анечку отвезут в Пермь. Ты же не дотянешься до Перми?

      Понимает ли албасты, о чем он говорит, знает ли, что это за город такой – Пермь? Август принялся мысленно подсчитывать версты, когда она сказала:

      – Без зеркал и твоей помощи не доберусь. Я привязана к озеру, далеко от него мне не уйти. А ты был сегодня в доме.

      Не вопрос, а констатация факта. На острове от глаз албасты не спрятаться. Там, где есть вода, там есть и она, а вода тут кругом. И даже снизу.

      – Он возвращается.

      – Хорошо. Ты ведь этого и ждал.

      Ждал, а теперь вот думает, хватит ли у него отчаяния и решимости свершить правосудие.

      – Я могу помочь, только скажи. – Албасты переместилась, оказалась рядом с Августом, так близко, что от исходящего от нее холода он снова стал замерзать. Она не изменилась, не перекинулась из девицы в старуху, но это не имело значения, холод никуда не делся. Как и страх. Не тот парализующий, от которого сердце перестает биться, а привычный, как ноющая зубная боль. К боли тоже можно привыкнуть.

      – Злотников – мой. – Он покачал головой. – Ты знаешь, в моей жизни больше не осталось радости.

      – Она будет длинной, твоя безрадостная жизнь. – Кончик серебряной косы, которой еще минуту назад игрался котенок, погладил Августа по щеке. Прикосновение было… скользким, неприятным, но вполне терпимым. Оказывается, к нежити тоже можно привыкнуть. – Те, кто отмечен серебром, обычно живут долго, дольше обычных людей.

      – Значит, мне некуда спешить. – Он улыбнулся, и албасты улыбнулась в ответ, обнажая острые зубы. – Я хочу, чтобы он мучился. Чтобы все они мучились.

      – Так и будет, человек. Я чувствую твою боль и твою ярость, я помогу. Если попросишь.

      – Злотников мой, – повторил он с