Соперница с обложки. Галина Романова

ей жить в одной из своих квартир, которых по городу…

      Приходилось терпеть, подчиняться, выполнять дурацкие приказы и избегать общения с людьми. Ну и врать соответственно приходилось тоже, потому что совсем-то она не могла жить в полной изоляции. Пускай подруг у нее не было, а вот друг…

      – Привет, Ксюня! – тихо поприветствовали ее на том конце провода. – Ушла? Видел, можешь не отвечать. Видел, что ушла.

      – Ушла, – со вздохом подтвердила Ксюша.

      – А чего тогда так печалишься? Радоваться должна! Сегодня же четверг! Завтра уже пятница. Осталось терпеть-то… Проведем все выходные вдвоем. Запремся и никого не пустим. Только ты и я, больше никого! Мы же договаривались, помнишь?

      – Помню, – Ксюша снова вздохнула. – Только до выходных еще далеко, еще завтрашний день пережить нужно.

      – И что?! – не понял Саша Сурков, возглавляющий у них на фирме охрану. – Она с утра должна в мэрию отправиться, уже заказано сопровождение, потом у нее встреча с клиентами в кабаке на набережной, так что… Почти весь день видеть ее не будешь.

      – А с утра!.. – ее голос начал набирать силу. – А с утра я должна предстать перед этой сукой, Сашка, с новой прической! И сделать ее должна у какого-то гомика, который открыл недавно салон возле собора и который послал меня сейчас на все четыре стороны. Что делать?!

      – Ох, господи! – ахнул Саша, моментально поняв серьезность ситуации, в которую попала его девушка. – Что делать-то, Ксюш?!

      – Не знаю!

      – А только у него надо прическу сделать?

      – Да! И сам знаешь, это не обсуждается. – Ксюша сунулась в крохотное зеркало от пудреницы и потеребила челку. – И чего пристала? Челка как челка! Конская, говорит!

      – Она сама кобыла Пржевальского! – тут же взвился Сурков. – И когда только угомонится! Не к одному, так к другому придерется. У меня из охраны двоих со свету сжила. Одного за то, что крошки у него на брюках вечно были. Второго… Второго за усы, Ксюш, представляешь?! Домоталась до его усов, пускай, говорит, сбреет. А тот ни в какую, шрам, говорит, на верхней губе. Лучше, говорит, уволюсь.

      – И уволился?

      – Да. Настырным оказался.

      – Но я-то уволиться не могу, Саша. – Ксюшин голос дрогнул. – Ты же понимаешь, что я тогда окажусь на улице! И она ведь сделает, что меня больше никто не возьмет на работу! Никто в этом городе! Что делать?! Что делать, Саша?!

      – Да-а, – Сурков задумался. – Хоть киллера нанимай для этой суки. Сил просто нет терпеть ее художества. А что, если завтра ты не придешь подстриженной, она тебя…

      – Да запросто! – перебила его Ксюша. – Либо выгонит тут же, либо сама возьмет ножницы и отстрижет! Помнишь, как она хлястик на пиджаке у Сметаниной откромсала прямо посреди совещания?

      – Еще бы не помнить! Ужас какой был!..

      Валечка Сметанина, работающая в конструкторском отделе, отличалась экстравагантностью вкуса. Любила крошечные юбочки, такие же кургузые блузки, пиджачки. Вязаные кофточки заканчивались у нее под