Слон императора. Тим Северин

наше серебро, пока я буду в отъезде. А Вало Охтер на это время заберет к себе, чтобы парень ухаживал за медведями. Редвальд же получит полную свободу для своих торговых дел.

      – Чем скорее отправимся, тем лучше, – сказал я, повернувшись к Горму, и тут же пожалел о своем рвении, так как юный Рольф сорвался с места и почти сразу же появился, ведя за веревочные уздечки наших лошадей. Вернее было бы назвать их пони – это были неказистые лошадки, точь-в-точь похожие на тех, что вчера тащили с берега в поселение сани с поклажей. Стремян у них не имелось, и когда я устроился в кожаном седле без лук, то чуть ли не задевал за землю болтающимися ногами. Конечно же, прежде всего я подумал, что эти малышки вряд ли смогут унести нас далеко.

* * *

      Я недооценил их. Лошади шли резвым аллюром, представлявшим собой нечто среднее между рысью и галопом и как нельзя лучше подходившим для пересеченной местности, по которой мы двигались. Рольф уверенно ехал впереди, и мне оставалось лишь предоставить своей лошаденке возможность следовать за ним по пути, который извивался среди кустарников и валунов и не заслуживал называться чем-то большим, нежели тропинкой. Дорога наша уходила напрямик от моря, и продвижение по ней было очень хорошо заметно. Правда, время от времени мне казалось, что хребет мой вот-вот рассыплется на кусочки и останется таким навсегда. Первые несколько миль пути проходили по равнине, где болотистые мшаники перемежались ольховыми и ивовыми рощицами и скудными кочковатыми лугами. Попалась нам от силы дюжина строений – хижины с бревенчатыми стенами и дерновыми крышами, пара сараев да маленький, обнесенный плетнем загон для овец и костлявых мелких коров. Первый ночлег мы устроили на самой дальней из таких ферм. Жена хозяина узнала Рольфа и предоставила нам место на сеновале и накормила нас черствым сыром, хлебом и молоком, а вдобавок снабдила на дорогу той же самой пищей. Муж ее, сказала она, ушел на торги в Каупанг.

      На следующее утро дорога начала забирать к северо-западу и пошла на подъем, сначала поло́го, а потом все круче и круче, извиваясь по неровному отрогу горного хребта. Наши пони взбирались по склонам, словно это были не лошади, а козы: их неподкованные копыта безошибочно находили опору на каменистых, кое-где осыпающихся кручах. Озарявшее берег яркое солнце осталось у нас за спиной, и вскоре нависшее над головой серое небо окрасило все окружающее в тот же самый цвет. Мы карабкались по широко раскинувшейся вокруг местности, где преобладали скалы и россыпи мелких камней, среди которых лишь изредка попадались чахлые растения, отчаянно цеплявшиеся за проглядывавшую кое-где скудную землю. Впереди виднелись горы, на самых высоких пиках которых белели последние клочки зимнего снега. Время от времени нам приходилось пересекать ручьи – полоски чистейшей воды, журчащей среди обточенных ею круглых камней: там мы приостанавливались и позволяли нашим пони отдохнуть и напиться. Живности вокруг почти не было, если не считать стаек каких-то маленьких суетливых птичек да редких воронов, паривших в небе и походивших на черные тряпки, подхваченные ветром. Лишь однажды я заметил