Семейство Борджа (сборник). Александр Дюма

я так заспался и уже одиннадцать?

      Ему сказали, что нет, что к нему пришли просить его согласия перенести час казни, поскольку власти опасаются столкновений между студентами и солдатами, а так как со стороны военных предприняты все должные меры, эти столкновения могут плохо кончиться для его друзей. Занд тотчас же ответил, что он готов, и попросил только время, чтобы принять ванну, как это делали древние перед битвой. Однако устного его согласия оказалось недостаточно; ему принесли перо и бумагу, и он твердой рукой написал:

      «Я благодарю власти Мангейма за то, что они пошли навстречу моему настоятельнейшему желанию и на шесть часов ускорили мою казнь.

      Sit nomen Domini benedictum.[38]

      В тюремной камере утром 20 мая, в день моего освобождения.

Карл Людвиг Занд».

      Когда Занд вручил эти несколько строк секретарю, к нему приблизился врач, чтобы, как обычно, перевязать рану. Занд с улыбкой взглянул на него и поинтересовался:

      – А стоит ли?

      – Вы будете чувствовать себя крепче, – ответил врач.

      – Тогда делайте, – согласился Занд.

      Принесли ванну; Занд лег в нее и с величайшей тщательностью стал заниматься своими великолепными длинными кудрями; закончив туалет, он оделся: на нем был короткий, по немецкому фасону, редингот, сорочка с выпущенным на плечи воротником, белые обтягивающие панталоны, заправленные в сапоги. После этого он сел на кровать и некоторое время тихо молился вместе со священниками, после чего продекламировал две строки из Кернера:

      Все земное кончилось отныне,

      Отворилось небо предо мной.

      Затем он попрощался с доктором и священниками, сказав:

      – Не приписывайте дрожь моего голоса слабости: он дрожит от признательности.

      Когда же священники предложили сопутствовать ему до эшафота, он ответил:

      – В этом нет нужды, я вполне подготовлен и Господом, и собственной совестью. Впрочем, я ведь и сам без пяти минут священник.

      А когда один из них осведомился, не уходит ли он из жизни, тая в душе ненависть, Занд улыбнулся:

      – Господи, да разве она когда-нибудь была во мне?

      С улицы доносился нарастающий шум, и Занд вновь сказал, что он готов и им могут располагать. В этот момент вошел палач с двумя подручными; он был одет в длинный черный сюртук, под которым укрывал меч; Занд дружески протянул ему руку, но г-н Видеман, не желая, чтобы Занд увидел меч, не решался подойти и пожать ее.

      – Подойдите же, – попросил Занд, – и покажите ваш меч. Я никогда не видел его, и страшно любопытно посмотреть, как он выглядит.

      Побледневший, дрожащий г-н Видеман протянул ему меч; Занд внимательно осмотрел его, провел пальцем по лезвию и промолвил:

      – Что ж, превосходный клинок. Не бойтесь, и все будет хорошо.

      Потом он обратился к плачущему г-ну Г.:

      – Надеюсь, вы окажете мне услугу и проводите меня до эшафота?

      Г-н Г. утвердительно

38

Да будет благословенно имя Бога (лат.).