Шанс для динозавра. Александр Громов

пропали, как их и не было. Многих из тех, кто помельче, кто не обладал никакими правами на трон Унгана и не слишком много знал, выкинули вон, как шелудивых псов. Некоторых оставили. Барини, под восторженный рев гвардейских рот объявивший себя наместником Унгана и местоблюстителем престола, быстро показал, кто хозяин в городе, да и во всем маркграфстве. Щедрый Барини. Милостивый Барини, остановивший кровавую смуту и объявивший после казней прощение всем горожанам, участвовавшим в беспорядках. Барини Мудрый, бывший голоштанный ловец удачи, беглец из потонувшего герцогства.

      В скором времени – Барини Первый, князь Унганский. Не король лишь для того, чтобы понапрасну не дразнить Империю. Поначалу еще не пришло время плевать на нее с высокой башни, а потом как-то незаметно забылось само намерение сменить титул. Король, князь – какая разница! Важно, что независимый и сильный. Настолько сильный, что Империя, крепко получившая по носу, затихла и готовит новую войну исподволь, не решаясь начать немедленно.

      Это она правильно делает.

* * *

      Барини не знал, остался ли в живых хоть один человек, знавший этот тайный ход. Надеялся, что нет. Один тайный ход, ведущий из княжеской опочивальни, был известен доверенным слугам и уже потому не мог считаться тайным, а другой ход, начинающийся в одном из бесчисленных дворцовых коридоров за статуей первого унганского маркграфа Пигмона Обжоры, кажется, был забыт еще в стародавние времена. Нашел его Барини – почти случайно. Длинный ход, очень длинный и очень старый, но с прочной кладкой сводов. Он выводил далеко за внешнюю городскую стену в непролазные плавни у реки под меловым обрывом. Однажды ночью Барини загнал в плавни лодку – так, на всякий случай.

      Слишком уж этот мир походил на Землю – точно так же не знал пощады к оступившемуся, будь тот хоть необузданно жесток и неутомим в пороках, хоть светел разумом, благороден душой и добр сердцем. Любому монарху, а узурпатору в особенности, должен время от времени сниться один и тот же сон: толпа, еще вчера благословлявшая его со слезами умиления, ныне ревет от восторга вокруг эшафота, вчерашнего владыку под барабанный бой ставят на колени, взмах, удар, и голова отскакивает от тела так резво, как будто давно мечтала о свободе. И новый, оглушительный, восторженный рев толпы!

      И тут надо проснуться, желательно без крика, обтереть с себя пот, привести сердцебиение в норму и спросить себя: чего же ты хотел, мил-дружок? А? Разве не знал, во что ввязываешься? Не ври хоть сам себе – знал.

      Знал, правда, и другое: была бы возможность – вернулся бы назад, на Землю, какова бы она ни была. Немедленно. Не оглядываясь. Зубами цеплялся бы за малейший шанс вернуться. Там было тошно, там был закат, а здесь рассвет перетекал в день, но разве с того легче?

      Глупые мысли о несбыточном.

      Кончено. Отрезано. Жить – здесь.

      В одном месте ход имел ответвление в небольшую комнату со сводчатым потолком. Кому и зачем понадобилась она – оставалось только гадать. Пауки заплели паутиной все углы, а потом, вероятно, сдохли от недокорма,