Благословляю на праведный бой! Сопротивление мировому злу. Иван Охлобыстин

в группе были три мальчика и двадцать девчат. Милейшие преподаватели. Они действительно привили нам вкус к информатике. Практику проходили в вычислительном центре мясомолочной промышленности. Но вскоре меня из училища выгнали, точнее – ушел по собственному желанию. Однажды девчата, набив что-то на перфокартах, отправились на обед, а я подошел к технике и напечатал от себя: «Ваня хороший пацан». Однокурсницы процесс не проконтролировали и ввели мою фразу вместе с остальной информацией. Крику было! Пришлось перебивать все заново. А я ушел. Тем более что к тому времени подошло время опять поступать во ВГИК.

      В тот год режиссерский курс набирал Игорь Васильевич Таланкин. Я опять сдаю все на пятерки. И меня опять вызывают в кабинет, и мастер говорит:

      – Ты знаешь, такая ситуация… Тебя же в армию заберут?

      Я про себя думаю: «Ну, началась старая песня».

      – Но все-таки, ты так хорошо все сдал, что давай эксперимент проведем, – продолжает Таланкин. – Я тебя сейчас попрошу кое о чем. Сделай это, не задумываясь ни на секунду. Справишься – возьму.

      – Ну давайте, – говорю.

      – Удиви меня.

      И я ему матом:

      – Да вы что, одурели, маэстро? Я сюда новое слово в искусстве пришел сказать, а не удивлять вас!

      Таланкин покраснел, пальцем в меня тычет и кричит:

      – Вон отсюда, хамло!

      А комиссия заливается. Я вышел, дошел до стенда, где вывешивали списки, и тут выскакивает девочка-секретарь.

      – Назад, – говорит.

      Возвращаюсь. Таланкин уже хохочет:

      – От ты чудной! Оформляйся!

      На курсе я познакомился с Федькой Бондарчуком и Тиграном Кеосаяном, который в этот раз все хорошо сдал и поступил. В прошлом-то году после обличительной статьи его не взяли, а кто занял в мастерской Хуциева освободившееся после моего ухода место, я так и не знаю.

      Отучился я первый курс, и меня, вместе с Тиграном и Федором, забрали в армию. А когда вернулся, то сразу же переехал в общежитие. Моя мама к тому времени вышла замуж и в сорок лет родила второго ребенка – мальчика Стасика. Я не хотел их смущать и ушел. Это было только мое решение.

      И потекла в общежитии жизнь замечательная и удивительная. Я был счастлив. Почти как в детстве. Мы пили, влюблялись, ночами писали сценарии на скорость.

      Первый мой студенческий роман завязался на втором курсе, сразу после армии. Продлился недолго, кажется, неделю. Потом второй, третий… Все это было как-то весело, непринужденно, без особых обязательств, страстей и привязанностей. Я очень хотел иметь семью, но попозже. Мы, Охлобыстины, – долгожители, и наше биологическое становление растянуто во времени. Мой дед прожил сто четырнадцать лет, прадед – сто восемь, отец, правда, умер в восемьдесят, и то только из-за фронтовых ранений. Борода у мужчин Охлобыстиных начинает расти только после пятого десятка. У нас жиденькие, гаденькие волосенки, как у гоблинов, но зато мы никогда не лысеем. И женимся поздно, где-то после тридцати.

      А мне тогда было двадцать три,