Рубеж (сборник). Андрей Дышев

Нестеров. А вы?

      Вартанян стукнул себя кулаком в грудь, представился и снова взялся за флягу.

      – Теперь выпьем за знакомство!

      – Мне больше не надо, – остановила его Ирина. – Я хоть и боец, но все-таки маломощный, и спирт с соком для меня тяжелое испытание… Уже все поплыло перед глазами… А вы пейте, не стесняйтесь. Здесь все свои.

      – Может, приляжете? – выразил беспокойство Ашот.

      – На матрас? – усмехнулась Ирина. – Сначала снизу, а потом сверху?

      Нестеров подавился кусочком хлеба и закашлялся. Ашот густо покраснел.

      – Не обращайте внимания, – проявила великодушие Ирина. – Я вовсе не обижаюсь. Нечаянно услышала ваш разговор… Не обольщайтесь, не вы первые шутите на эту тему. В госпитале я всякого понаслышалась. Все мужики одинаковые. И слава богу, что вы еще иногда говорите о женщинах. Особенно мне было приятно узнать, что товарищ лейтенант Нестеров должен хотя бы чуть-чуть влюбиться в женщину, чтобы позволить себе переспать с ней…

      – Я… – смущенно произнес Нестеров. – Я говорил… В общем, как думал, так и говорил.

      – Все правильно, – поддержала его Ирина. – Мы сейчас все говорим то, что думаем. На войне человек становится необыкновенно честным. Он не стыдится своих слов. Потому что… потому что…

      – Не будем о грустном, – перебил Вартанян. – Скажите, Ирина, вы сегодня здорово испугались под обстрелом?

      – Сама не знаю… Странно все это. Мне уже не верится, что сегодня по нам стреляли, и тот парнишка вытаскивал меня через люк, и надо было пригибаться низко к земле. Кино!

      – Вам это кино еще смотреть и смотреть, – сказал Нестеров. – А зачем вы вообще приехали в Афганистан?

      – Так и знала, что спросите. И ваш начальник штаба весь день допытывался… Я не хочу говорить об этом. Личные неурядицы, семейные драмы – все это вам вряд ли будет интересно. Я не могла поступить иначе. Мне надо было уйти от себя, родиться заново, чтобы отсечь, как скальпелем, прошлое…

      – И как? Отсекли?

      – Отсекла.

      – И прошлую любовь?

      Ирина помолчала, затем кивнула.

      – И прошлую любовь тоже.

      – У нас есть старшина роты Ефимов, – сочно откусывая луковицу, сказал Ашот. – Сейчас он в отпуске. Год назад подорвался на мине-итальянке, удачно, правда. Ноги ему немного погнуло, одна стала короче другой, зато все остальное… в смысле, мужское сокровище, уцелело. Когда вышел из госпиталя, сказал: «К чертовой матери такую службу! Ухожу на гражданку! Надоело!» Но подошло время заменяться в Союз, и он затосковал, запил по-черному. Три дня мучился, потом написал рапорт и остался с нами… Афганистан, Ира, это большая загадка. Чем больше здесь пережито, тем сильнее потом ностальгия. Мне уволившиеся бойцы пачками письма присылают: Ашотик, мы хотим вернуться! Мы хотим в строй, в роту, у нас руки тоскуют по автомату! Как это сделать? Может, школу прапорщиков окончить? С ума мальчишки посходили, мучаются от либидо к смерти.

      – Вы не поняли меня, Ашот. – Девушка выкинула окурок в люк. – Я здесь