Песнь Сюзанны. Стивен Кинг

погасла и вновь зажглась белая ИДИТЕ (она вспомнила, как один из ухажеров в колледже сказал ей, что для кармы просто беда, если человек уподобляется световому указателю на пешеходном переходе). – Это не гудение, это пение.

      И тут же у нее за спиной – она вздрогнула от неожиданности, но не испугалась – раздался мужской голос:

      – Совершенно верно. – Повернувшись, она увидела джентльмена лет сорока с небольшим. – Я постоянно прихожу сюда, только для того, чтобы его послушать. И вот что я вам скажу, раз уж мы, как говорится, всего лишь корабли, встретившиеся в ночи, в молодости у меня все лицо было в жутких угрях. И я думаю, это пение, уж не знаю каким образом, меня излечило.

      – Вы думаете, что избавились от угрей, потому что время от времени стояли на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы.

      Его улыбка, легкая, но приятная, поблекла.

      – Я понимаю, звучит безумно…

      – Я видела женщину, которая появилась из ниоткуда прямо здесь, – перебила его Труди. – Я видела это три с половиной часа назад. Когда она появилась, у нее не было ног ниже колен. Потом она их отрастила. Так кто безумец, друг мой?

      Он смотрел на нее, широко раскрыв глаза, незнакомый ей служащий в хорошем костюме и с чуть ослабленным (рабочий день закончился) узлом галстука, и да, она видела едва заметные рытвины и полосы от давнишних угрей на щеках и лбу.

      – Это правда?

      Она подняла правую руку.

      – Пусть я умру, если лгу. Эта сука украла мои туфли. – Она запнулась. – Нет, она не сука. Я не верю, что она сука. Она была испуганная, босая и думала, что у нее родовые схватки. Жаль только, что я не успела отдать ей мои кроссовки вместо дорогих гребаных туфель.

      Мужчина с тревогой смотрел на нее, и внезапно Труди Дамаскус почувствовала жуткую усталость. Она вдруг поняла, что теперь ей придется привыкать к таким вот взглядам. Засветилась белая табличка ИДИТЕ, и мужчина, заговоривший с ней, зашагал через Сорок шестую улицу, помахивая дипломатом.

      – Мистер!

      Он не остановился, но обернулся.

      – Что здесь было в прошлом, когда вы останавливались, чтобы вылечить угри?

      – Ничего, – ответил он. – Пустырь за забором. Я думал, он исчезнет, этот прекрасный звук, когда началось строительство, но он никуда не делся.

      Он пересек мостовую, ступил на тротуар. И продолжил путь по Второй авеню. Труди осталась на месте, погруженная в свои мысли. «Я думал, он исчезнет, но он никуда не делся».

      – Как такое могло быть? – спросила она и повернулась лицом к Хаммаршельд-Плаза-2. «Черной башне». Теперь, когда она сосредоточилась на гудении, оно только усилилось. И стало еще сладостней. Она слышала не один голос – много. Будто пел целый хор. А потом все пропало. Исчезло так же внезапно, как появилась черная женщина.

      «Нет, все не так, – подумала Труди. – Я просто потеряла способность слышать его, больше ничего. Если я простою здесь достаточно долго, готова спорить, оно вернется. Господи, бред какой-то. Я рехнулась».

      Она в это верила? По правде говоря, нет.