В конце ноября. Туве Янссон

кофе всегда пьют на веранде, – заметил он, – а гостям, что приходят сюда впервые, подают в гостиной.

      Хомса робко оглядывал красивую и строгую комнату. Мебель была великолепная, стулья обиты темно-красным бархатом, а на спинке каждого из них была кружевная салфетка. Хомса не посмел сесть. Кафельная печь доходила до самого потолка. Кафель был разрисован сосновыми шишками, шнурок заслонки расшит бисером, а печная дверца была из блестящей латуни. Комод тоже был блестящий – полированный, с золочеными ручками у каждого ящика.

      – Ну так что же ты не садишься? – спросил Хемуль.

      Хомса присел на самый краешек стула и уставился на портрет, висевший над комодом. Из рамы на него глядел кто-то ужасно серый и косматый, со злыми, близко посаженными глазами, длинным хвостом и огромным носом.

      – Это их прадедушка, – пояснил Хемуль. – В ту пору они еще жили в печке.

      Взгляд хомсы скользнул дальше к лестнице, ведущей в темноту пустого чердака. Он вздрогнул и спросил:

      – А может быть, в кухне теплее?

      – Пожалуй, ты прав, – ответил Хемуль. – В кухне, наверное, уютнее.

      Он взял со стола поднос, и они вышли из гостиной.

      Целый день они не вспоминали о семье, уехавшей из дома. Хемуль сгребал листья в саду и болтал обо всем, что приходило ему в голову, а хомса ходил следом, собирая листья в корзину, и больше слушал, чем говорил.

      Один раз Хемуль остановился взглянуть на папин голубой стеклянный шар.

      – Украшение сада, – сказал он. – Помню, в детстве такие шары красили серебряной краской. – И продолжал сгребать листья.

      Хомса хотел полюбоваться стеклянным шаром наедине – ведь шар был самой важной вещью в долине, в нем всегда отражались те, кто жил в ней.

      Если с семьей муми-троллей ничего не случилось, хомса непременно должен увидеть их в синеве стеклянного шара.

      Когда стемнело, Хемуль вошел в гостиную и завел папины стенные часы. Они начали бить, как бешеные, часто и неровно, а потом пошли. Под их размеренное и совершенно спокойное тиканье гостиная ожила. Хемуль подошел к барометру. Это был большой барометр в темном, сплошь украшенном резным орнаментом футляре красного дерева. Хемуль постучал по нему. Стрелка показывала Переменно. Потом Хемуль пошел в кухню и сказал:

      – Все начинает налаживаться! Сейчас мы подбросим дров и выпьем еще кофейку, идет?

      Он зажег кухонную лампу и нашел в кладовой ванильные сухарики.

      – Настоящие корабельные сухари, – объяснил Хемуль. – Они напоминают мне о моей лодке. Ешь, хомса. А то ты слишком худой.

      – Большое спасибо, – поблагодарил хомса.

      Хемуль был слегка возбужден. Он склонился над кухонным столом и сказал:

      – Моя лодка построена прочно. Спустить весною лодку на воду – что может быть лучше на свете?

      Хомса ерзал на стуле, макал сухарь в кофе и молчал.

      – Все медлишь да ждешь чего-то. А потом наконец поднимешь парус и отправишься в плаванье.

      Хомса