Андрей Рублёв, инок. Наталья Иртенина

тело ныло и стонало. Иконник был непривычен к езде в седле, а тем паче позади седла.

      – Погоди-ка. Вроде кто скачет?

      – Скачет, – подтвердил Андрей. – В лес, Алешка!

      Укрыли коня за густой бузиной и сами легли в соседнем малиннике. Проводили взглядами торопившегося верхового. То был свой, русский, из служильцев. Алексей рванул ему вслед.

      – Эй! – заорал, выбежав на дорогу. – Стой! Да стой же!

      Дружинник развернулся и поскакал обратно.

      – Ты откуда, паря? Чего орешь?

      Алешка наскоро объяснил, что бегут из Владимира, от татар, заплутали в лесу, выбрались на незнаемую дорогу. Андрей тоже вышел из малины, показался.

      – Здесь короткий путь на Сенег, к озерам и Преображенскому погосту. За владыкой погоню выслали, я туда, упредить, чтоб уходили.

      – Зачем татарам митрополит? – недоуменно вопросил Андрей.

      – Там не одна татарва орудует, – зло перекосился служилец. – Свои же нехристи с ними, нижегородского Данилы Борисыча люди. Он и навел. А вам с этой дороги лучше сойти, от греха. Езжайте сквозь лес, версты через две выйдете на другую, до Ильинского погоста.

      Андрей отказался снова садиться на коня, шли пешком. Набрели на ручей в овражке, напились, умылись. Привязанный к дереву конь щипал траву.

      – Слыхал, Андрей? – Послушник раскинулся на земле. – Будет митрополит на болотах Богородице молиться.

      – Скажи лучше, Алешка, – не сразу откликнулся монах, – что мне теперь делать? Ты ведь из-за меня человека убил. Пусть татарин некрещеный, а все равно человечья душа.

      – А ты тут при чем? – нарочито сгрубил Алексей. – Я убил, не ты.

      Долго молчали.

      – В монастырь не вернешься? – спросил Андрей, чуя неладное.

      Отрок сел. Свесив голову, не отвечал.

      – Пусто у тебя внутри, Алешка, – жалея, проговорил иконник. – Ты от этой пустоты к жизни холоден. Огня в тебе нет, погас. Ты вон, смотрю, на меч свой любуешься. А глаза потухшие. Тебе ведь что чернецом, что служильцем быть – все едино. А так не должно.

      – Я твоим огнем греюсь, – хрипло отмолвил Алексей. – Мне и того довольно.

      – Ну и слава Богу, – закруглил монах. – Соснуть разве? – Он развязал на горле мантию, сложил рядом. Сам растянулся на склоне оврага в густой травяной зелени. – Набегались нынче.

      – Набегались, – сумрачно колыхнулся отрок. – А там полгорода как скот вырезано. Татарина поганого жалеешь, а этих?..

      – А за убитых радуюсь, Алешка, – спокойно ответил иконник. – Они сейчас на небо всходят. Чистые, в крови омытые. Живых жальче.

      Послушник скосил на него взор. Долго думал, что ответить.

      – Хорошо тебе, Андрей.

      И завалился спать, отвернувшись.

      Пробудился оттого, монах тряс его.

      – Тсс. Слушай!

      Тихо журчащий родник приносил человеческие голоса. Оба, не сговариваясь, поползли по склону оврага вверх и дальше, через поросли кустов вдоль ручья. Саженях в пятнадцати