Порча?…А мы с ней поборемся! Исцеление без таблеток и лекарств. Лариса Владимировна Алексеева

тва эта дана всему человечеству. И всем она помогает в трудную минуту. Только читать ее надо обязательно на церковнославянском.

      Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

      А теперь о том, как, значит, я дошла до жизни такой…

      Виновата во всем моя прабабушка по материнской линии – Екатерина Андреевна Андреева. Это она выбрала меня из пятерых правнуков, да и стала потихонечку-помаленечку чему-то (начиная с молитв) обучать. Вы уж, конечно, догадались, что была она целительницей, иначе чему же она меня учила, правда ведь? Дочь ее (моя бабушка) Марфа Дмитриевна в дар по наследству эти прекрасные способности тоже получила, да и бабушка с папиной стороны, Татьяна Федоровна, не без талантов целительских была, так что с двух сторон мне что-то и перепало.

      Прабабушка была еще и сказительницей. Сказы-сказки свои она сочиняла, что называется, на лету. И они были так хороши, что ее в те довоенные годы из Рязани в Москву на радио возили. Там она их бог весть сколько понарассказывала. Еще она очень хорошо рисовала. Целые стены расписывала. Дочь ее, моя любимая бабушка Маня, изумительно пела, вышивала, рисовала, ткала гобелены на домашнем станке.

      Теперь, казалось бы, по порядку к моей маме надо перейти. Я бы и перешла. Да вот беда: у мамы моей способности к целительству совсем не проявились. То ли время было такое, что опасно было этим заниматься и все в ней заглохло, то ли не дано ей было – сказать не могу. Да и сами подумайте: папа – директор школы, она – учительница, оба члены партии, разве мыслимо было им этим заниматься?! Родители и бабушек-то всегда очень просили бросить это опасное дело. Да и стыдно, мол, воспитательницам молодого поколения заниматься такими глупостями! А прабабушка Катя примерно так отвечала на их увещевания и просьбы не учить меня, не втягивать в это дело: «Ваше поколение слепое и глухое. А она со временем научится слышать и видеть. И успеет послужить людям. И детям и внукам этот дар передаст». Старикам перечить было не принято, и родители умолкали. Но никогда не заводили со мной разговоров на эту тему. А поводы были. Помню, в пятом или шестом классе училась, и мальчишка помладше меня с разбега упал на какой-то металлический предмет и рассек себе губу под носом, да так, что зубы было видно в этот «разрез». Остановила я кровь. И когда приехала «скорая», то врачи не поверили, что губа была рассечена надвое. И еще интересно то, что шрама у мальчишки не осталось.

      Вечером, когда вся семья собиралась за ужином, у нас было принято обсуждать события прошедшего дня. Конечно же, и я сообщала о своих «подвигах». И родители бурно реагировали на мои рассказы о том, что опять пришлось забинтовать три дерева в школьном саду, так как через дыру в заборе пролезли козы и обгрызли кору, что на первом этаже у черного входа прорвало отопление и я срочно вызвала водопроводчика дядю Семена, что на втором этаже в третьем от лестницы аквариуме умерли сразу две рыбки и что Колька из 4 «б» рассек себе губу и пришлось принимать соответствующие меры. В ответ папа посокрушался о том, когда же это успели поломать забор, ведь вот только что его чинили, забивали, что же это могло случиться с трубой – ведь не старая, проржаветь еще рано. А мама давала советы, что и как надо сделать в аквариумах на втором этаже, чтоб рыбки не гибли. И только о Колькиной губе было очень скупо сказано что-то вроде: хорошо, мол, что ты помогла, но в таких случаях лучше не лезть – врачи сами все сделают.

      Время шло своим чередом-порядком. Ко мне обращались – я помогала, совершенно не подозревая, что обладаю какими-то особыми способностями. Узнала я о своем даре много позже, когда сыну исполнилось три года и он заболел двухсторонним воспалением легких. Настал день, когда доктор, друг семьи, сказал моему папе: «Мы бессильны… Готовь внуку гроб – к утру его не станет». Я слышала этот разговор, сидя у постельки сына. Слезы лились так, что я с трудом видела его пылающее от температуры личико. Машинально я подложила левую руку ему под спинку, а правой прикрыла грудку. Да так и просидела и проплакала всю ночь. А в 6 часов утра Алешенька проснулся и попросил селедки. Он всегда любил обгладывать и обсасывать селедочный хвостик. И когда минут через 10–15 в окно заглянула моя крестная – папина сестра, – то так и увидела его сидящим с хвостом селедки в руке. Она вошла и спросила, что я Алеше ночью делала. «Ничего, – ответила я. – Просто держала его грудку между рук своих». И тетя Надя воскликнула, обращаясь к папе: «Вот тебе, Володенька, и Ларочкины ручки!» Я и так уже начинала подозревать, что у меня не совсем такие руки, как у всех. А тут уж пристала к родителям и тете, как говорится, как банный лист. Пришлось им рассказать обо всех трех бабушках как о целительницах и о том, почему меня не кусают комары и часы останавливаются, когда надеваю их на запястье. Почему могу остановить кровь, унять боль и вернуть сознание. Но тут же предупредили, что, если я не хочу, чтоб меня отправили в психушку, об этих моих способностях стоит молчать. А папа добавил: «И имей в виду: это дано тебе свыше. Это не твоя заслуга: ты этого не добивалась, над этим не работала. Тебе это подарили! Не вздумай возгордиться!»

      Когда