Росаот. Владимир Третьяков

одобно тому, как кукловод заставляет марионеток делать то, что ему хочется.

      Но даже ярые материалисты, порой, начинают сомневаться в своей правоте. Я до некоторого времени, по своим взглядам принадлежал к этой категории людей, непоколебимо отрицающих любую попытку подорвать устои учения, сторонниками которого были Герцен, Белинский, ну и, конечно же, Маркс вместе с Энгельсом. Но совсем недавно вера моя пошатнулась, ибо в происшедшей со мною истории было огромное количество случайностей, которые, цепляясь друг за друга, как проволочные звенья, образовали закономерную цепь событий.

      Осмысление всего происшедшего пришло гораздо позже, когда я постарался вспомнить все дело до мельчайших подробностей. Помню, я даже оторопел, когда понял, что вначале было «Слово». Правда, принадлежало оно не Господу Богу, но человек, произнесший его, по своему положению был для меня кем-то похожим на него.

      – Володя, как ты относишься к НЛО и тому подобной аномальщине?

      Вопрос этот, произнесенный тоном до предела безразличным, принадлежал моему непосредственному начальнику, подполковнику Борису Васильевичу Камышеву. От такого вопроса я, несмотря на закалку, приобретенную за долгие годы общения с этим человеком, впал в легкую панику. И было от чего. Во-первых, само слово «аномальщина» довольно сильно резануло слух. Было в нем что-то похожее от «чертовщины», а я подобных слов не люблю. Во-вторых, сама тема. Что-то я не припомню за Камышевым даже слабого интереса к подобным вопросам. Подполковник наш – личность до предела рациональная, и если он о чем-то спрашивает, то значит здесь все очень не просто. В данном случае плохо скрытая угроза моему личному времени просматривалась весьма очевидно: такие нюансы я за версту чую.

      И, наконец, тот самый безразличный тон. Маскируется, Борис Васильевич, заманивает меня как тот паук зазевавшуюся муху в свои крепкие сети. Будь на моем месте какой-нибудь желторотый птенец, вроде Шурика Голованова, работающий у нас, в буквальном смысле, без году неделю, то вот он бы непременно купился на это безразличие. Выложил бы все лежащее у него на душе, и на этом погорел, как осенние листья в куче мусора. Всего через каких-нибудь пару минут, он бы уже беспомощно барахтался в расставленной паутине, отягощенный тяжестью возложенных на него новых обязанностей. Но я-то не из таковских. Знаю манеры своего начальника, как собственные. Обычно Камышев старается расположить к себе человека тихим и спокойным голосом, назвать не по званию, а эдак, тепло, как товарищ, по имени. Затем, как бы вскользь, он интересуется его отношением к чему-либо, а когда тот раскроется, наваливает на бедолагу свою проблему, словно тонну груза на бухарского ишака. Все это знакомо мне, бывалому капитану Родионову не единожды, и зацепить на эту первобытную уловку вам, дорогой товарищ подполковник, меня так просто не удастся. Потому как я воробей уже стреляный, причем не единожды, и мне эта ваша манера ведения беседы, Борис Васильевич, как волку зайцева морковка – никак не вдохновляет. Не на того напали-с! А потому я также начинал маскироваться легким зевком безразличия, слегка прикрывая рот ладошкой, чтобы не выглядеть, совсем, уж, бестактным и, в сугубо шпионской манере, ответил вопросом на вопрос:

      – Я что-то не понял, товарищ подполковник, а что такое «аномальщина»? С НЛО, вроде все ясно. Это, наверное, «непосредственные личные отношения», правильно?

      При этом я смотрел на шефа, вероятно, такими ясными и чистыми глазами, какие бывают только у детей в тот период их жизни, когда они становятся почемучками. Подполковник стойко выдержал мой неизуродованный умом и сообразительностью взгляд и, с горечью в голосе сказал:

      – Тяжелым ты стал человеком, Володя. Невозможно стало с тобой разговаривать. И скользкий, как рыба ерш во время чистки – никак тебя не ухватить. Знаешь ведь прекрасно о чем речь.

      Это прозвучало настолько сильно в эмоциональном плане, что мне даже стало стыдно за мое иезуитство, нетактичное поведение по отношению к старшему товарищу и наставнику. И я дал слабину, на какую-то долю секунды приоткрыл для змея-Камышева свою простую душу.

      – Нормально отношусь, – буркнул я, глядя себе куда-то под ноги. – Можно сказать, с заинтересованностью. Адекватно и в унисон, вместе с подавляющей частью мирового сообщества, но не более того. Просто верую и все тут.

      – Замечательно, – воскликнул Камышев, потер от удовольствия руки и сразу же начал влезать в тонюсенькую щелочку, образовавшуюся в моих защитных бастионах. – А то я, грешным делом, решил, что моя агентура меня подвела.

      Ясно. Вот теперь мне с вами все действительно ясно, гражданин начальник. Так вы уже и справки обо мне успели навести!? Ну что же, это на вас очень даже похоже, – собирать досье на собственных сотрудников и, где-то даже, соратников! Я даже примерно знаю, откуда в мою сторону дует этот ветер, и кто является поставщиком информации. Как пить дать, не обошлось здесь без вмешательства Игорька, бывшего у меня на прошлой неделе с ответным дружеским визитом и восхищавшимся несколькими книгами, где проблема аномальных явлений, или как уничижительно сказал Камышев «аномальщина», имела место быть во множестве.

      Да,