Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября. Лев Троцкий

вселенской гармонии.

      Мелкобуржуазная интеллигенция, поднятая на неожиданную для нее самой высоту образованием Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, больше всего испугалась ответственности, и поэтому почтительно предоставила власть капиталистически-помещичьему правительству, вышедшему из недр третьеиюньской Думы. Органический страх мелкого обывателя перед святыней государственной власти, весьма откровенно проступавший у народников, прикрывался у меньшевиков-оборонцев доктринерскими рассуждениями о недопустимости для социалистов брать на себя бремя власти в буржуазной революции.

      Так сложилось «двоевластие», которое вернее бы назвать двоебезвластием. Капиталистическая буржуазия взяла в руки власть во имя порядка и войны до победы; но помимо Совета Депутатов она править не могла, а этот последний относился к правительству с почтительным полудоверием и в то же время боялся, как бы революционный пролетариат не опрокинул неосторожным жестом всей механики.

      Цинически-провокационная внешняя политика Милюкова вызвала кризис. Оценив всю силу паники мелкобуржуазных вождей Совета перед проблемой власти, буржуазные партии стали заниматься на этой почве прямым вымогательством: угрожая правительственной забастовкой, т.-е. своим отказом от участия во власти, они потребовали от Совета выдачи им нескольких заложников-социалистов, участие которых в коалиционном министерстве должно было закрепить за правительством в целом доверие массы и упразднить, таким образом, «двоевластие».

      Под дулом ультиматума меньшевики-оборонцы поторопились стряхнуть с себя последние остатки своих марксистских предубеждений против участия в буржуазном правительстве и увлекли на тот же путь народнических «вождей» Совета, вообще не отягощенных принципиальными предубеждениями. Последнее ярче всего сказалось на Чернове, который приехал из «Циммервальда-Кинталя», где отлучал от социализма Вандервельда, Геда и Самба, – только затем, чтобы войти в министерство кн. Львова и Шингарева. Правда, меньшевики-оборонцы доказывали, что русский министериализм не имеет ничего общего с французским и бельгийским, являясь продуктом совершенно исключительных обстоятельств, предусмотренных в амстердамской резолюции.[70] Но и тут они лишь повторяли аргументацию бельгийского и французского министериализма, неизменно ссылавшихся на ту же «исключительность обстоятельств». Керенский, под утомительной театральностью которого заложено некоторое чутье действительности, совершенно правильно поставил русский министериализм в один ряд с западно-европейским и в своей гельсингфорсской речи поставил на вид, что, благодаря его, Керенского, примеру, русские социалисты в два месяца совершили тот путь, на преодоление которого западным социалистам понадобились десятилетия. Недаром же Маркс называл революцию локомотивом истории.

      Коалиционное Правительство было осуждено историей прежде, чем оно успело сложиться. Если б оно было образова�

70

Здесь имеется в виду тактическая резолюция международного социалистического конгресса, состоявшегося в 1904 году в Амстердаме. Этому конгрессу предшествовал большой теоретический бой между ревизионистами и ортодоксами на Дрезденском партейтаге (съезде) немецкой социал-демократии. Принятая «ортодоксальным» большинством этого съезда резолюция была, без изменений, принята также и Амстердамским конгрессом. Ввиду исторической важности этой резолюции мы приводим ее целиком. Она лишний раз покажет забвение нынешним Интернационалом социал-предателей элементарных тактических принципов самого же II Интернационала:

Конгресс самым решительным образом осуждает ревизионистские стремления изменить нашу испытанную и увенчанную успехом тактику, обоснованную на классовой борьбе, в таком направлении, чтобы вместо завоевания политической власти путем победы над нашими противниками, обратиться к политике уступок существующему порядку вещей.

Последствием подобной ревизионистской тактики было бы превращение партии, стремящейся к возможно скорому преобразованию существующего буржуазного общественного строя в социалистический, и, следовательно, партии революционной в лучшем смысле этого слова в партию, довольствующуюся реформированием буржуазного общества.

Поэтому конгресс, в противоположность ревизионистским стремлениям, выражает свое убеждение, что классовые противоречия не только не ослабляются, но все более и более обостряются, и заявляет:

1. что партия слагает с себя всякую ответственность за политические и экономические условия, проистекающие из капиталистического способа производства, и что, поэтому, она не может оправдывать таких средств, которые обусловлены поддержанием господствующего класса у власти;

2. что социал-демократия, согласно резолюции Каутского на международном конгрессе 1900 года в Париже, не может стремиться к участию в правительственной власти в пределах буржуазного общества.

Далее конгресс осуждает всякое стремление к затушевыванию существующих классовых противоречий, облегчающему сближение с буржуазными партиями.

Конгресс выражает надежду, что социал-демократические фракции будут по-прежнему употреблять ту огромную силу, которой они достигли, – как благодаря увеличению числа членов, так и благодаря сильному росту стоящих за ними масс избирателей, – для выяснения целей социал-демократии, и воспользуются соответственными основными положениями нашей программы для того, чтобы самым энергичным и ревностным образом всюду стать на защиту интересов рабочего класса, расширения и обеспечения политической свободы и других прав; для того, чтобы вести борьбу против милитаризма, против маринизма, против колониальной политики, против бесправия, угнетения и эксплуатации, во всех ее формах, еще энергичнее, чем это было для нее возможно до сих пор; наконец, для того, чтобы энергично действовать в пользу создания социального законодательства и выполнения политических и культурных задач рабочего класса.