Путеводная звезда. Кэтрин Полански

ночь! Меня мать с отцом сожрут! Я не могу им наврать, что все это время просидел в Национальной библиотеке.

      – Чем-то приходится жертвовать, дружище…

      – Еще пятнадцать минут, и все, по домам.

      – Отлично.

      – Давайте тогда. Вот отсюда, где у Ника соляк.

      – Господи, как ты выражаешься, Джо. Соляк. Это нелитературно.

      – Мы не у тебя на службе…

      – Давайте уже начнем, иначе никогда не разойдемся.

      Фрэнк с силой потер ладонями глаза (ладонями стало горячо, а глазам – щекотно, вот уж никогда не думал, что щекотка распространяется и на глаза!), закатал рукава свитера, будто это могло как-то ускорить дело, и снова велел:

      – Давайте.

      – Ты, главное, вступи вовремя, – посоветовал бас-гитарист.

      – Я постараюсь. Мне еще на клавишах играть, если ты не заметил.

      – Жаль, что Тим заболел.

      – Да, жаль, без него как без рук…

      – Его бы руки да на эти клавиши!

      – Тим выздоровеет, – сказал Фрэнк, – выздоровеет, выйдет и сыграет. Давайте, что ли.

      Ник кивнул, тряхнул волосами, как и подобает истинному бас-гитаристу, для которого бешеный экстаз от единения с гитарой – это все, и начал с условленного места. Маленькое помещение репетиционной студии заполнилось музыкой, словно чашка – кофе. Кофе, кстати, не помешал бы сейчас. Большая такая чашка кофе, горячего, как настоящая любовь.

      И настоящая любовь не помешала б, да где ж ее найти по нынешним ненадежным временам…

      Фрэнк моргнул, едва не пропустив момент, и вступил. К счастью, вовремя.

      Он чувствовал собственный голос, как обычно люди ощущают руку или ногу – вот она движется, вот повинуется приказам, которые даже незаметны – спасибо мозгу, обрабатывающему желания. Иногда нападает лень, или какая-то болезнь приходит, и тогда голос движется не так, как обычно. Но сегодня все в порядке. Сегодня можно не волноваться.

      Фрэнк все равно волновался – каждый раз, когда пел.

      Дверь хлопнула, и жалобно взвизгнула гитара – Джо перестал играть. Фрэнк поднял глаза и увидел на пороге Тима. Того самого Тима, что валялся нынче дома с простуженным горлом. Того самого Тима, который умудрился подхватить ангину посреди лета. Того самого Тима, которого сейчас тут никак не должно быть.

      – Ну, ребята… – сказал тот самый Тим хрипло. – Я вам сейчас такое расскажу! Вы не поверите.

      1

      Нью-Йорк летом – это помесь ада и рая, машинного смрада и благоухания цветов на рынках; Нью-Йорк летом многолик и задирист, словно мальчишка, впервые попавший на незнакомую улицу.

      Мельтешение такси в бликах света, что ловят зеркала заднего вида. Роскошные букеты цветов, выставляемые в ведрах на продажу каждое утро, – хозяева магазинчиков опрыскивают это благоухающее богатство из пульверизаторов, и лиловый запах плывет над улицами. Так же сильно, но совсем по-другому, пахнут закусочные: откуда-то тянет свежими булочками, пускай это и булочки для гамбургеров, а еще кофе. Горячий кофе с сахаром и молоком. Он лучше всего осенью, но летом тоже неплох.

      И владельцы собак, выгуливающие своих питомцев в Центральном парке. И дорогие машины, припаркованные у пятизвездочных отелей. И дети, играющие во дворике, огороженном решеткой, – как будто родители боятся, что дети оттуда сбегут. И баскетбольный мяч, звонко ударяющийся о площадку. Человек, продающий на углу воздушные шары в виде героев мультфильмов. Разноцветное мороженое в ненадежных вафельных рожках…

      А вместе с тем – спящие у станции метро бездомные. Свалка мусора в переулке, там, где стены домов узко уходят вверх. Облезлый кот с порванным ухом, который никому не дается в руки и ловит жирных воробьев, беспечно скачущих по дорожкам. Потом ветер несет вдоль дорог воробьиные перья.

      Мелисса умела видеть все это – и предпочитала собак и солнечные блики перьям и мусору, валяющемуся вдоль улицы.

      Она выходила из дому не очень рано. Клуб открывался в два, и хотя до этого там тоже было чем заняться, Мелисса, работавшая минимум до полуночи, находила для себя слишком сложным встать в семь утра и ехать на работу в такую рань. Поэтому, когда она отправлялась в путь, большинство людей уже сидели в офисах и готовились уходить на ланч, так что утренние пробки с Мелиссой обычно не встречались. А она – с ними. Хотя Нью-Йорк, конечно, город вечных пробок. Иногда Мелиссе казалось, что машин в нем больше, чем людей.

      У нее была маленькая машинка морковного цвета, где под зеркалом заднего вида болталась забавная елочка-игрушка – подарок одного из поклонников на прошлое Рождество. В машинке всегда хорошо пахло, и было так приятно и уютно ехать в ней по городу – летнему, зимнему, осеннему или весеннему, неважно. Мелисса обожала Нью-Йорк любым и старалась замечать его хорошие стороны, а плохие обходила стороной. Как будто их и вовсе не было. Как будто вокруг – непрекращающаяся сказка.

      В детстве она очень любила сказки…

      Впрочем,