Ворон. Волки Одина. Джайлс Кристиан

датчанин.

      Я собирался сказать ему, чтоб показал синелицему, как пляшет секира, но могучий датчанин сам догадался и с ревом принялся описывать огромные круги над головой.

      Я вглядывался в берег позади синелицых, но никаких признаков волчьей стаи не видел. Чего же ты ждешь, Сигурд?

      – Главное, не опускай секиру, – велел я.

      – Тебе легко говорить! – прошипел Бейнир, пыхтя, как бык под ярмом.

      Синелицый кружил вокруг него мелкими шажками. Датчанин тяжело переступал с ноги на ногу и с выпученными глазами размахивал своим тяжелым, смертоносным оружием, не давая синелицему приблизиться. Что ни говори, а секирой орудовать он был мастер, и всем, включая датчан, глядящих на нас из Гердовой Титьки, было ясно: ударь Бейнир коротышку, второго удара не понадобится. Но лучше всех это понимал сам синелицый, который двигался проворно, как молоденькая рабыня для постельных утех, и был гораздо сильнее, чем казался.

      Новый удар пришелся по правому боку Бейнира. Датчанин закричал от боли и ярости. Брызжа слюной, он двинулся на синелицего, крутя секирой так, будто собирался отсечь голову чудовищному, свившемуся в кольца Мидгардовому змею. Синелицый ухмылялся, и мне ужасно хотелось увидеть, как его белые зубы вылетят из затылка. Он так и собирался отхватывать от Бейнира по кусочку. Датчанин истечет кровью, и виноват буду я. Но тут из Гердовой Титьки донесся вой, похожий на волчий. Датчане бежали к нам с дикими воплями.

      – Бейнир, ко мне! – закричал я.

      Остановив секиру на полпути в воздухе, он отступил ко мне, а я вынул меч. Сначала я подумал, что датчане своим появлением погубили нас – против пятидесяти синелицых нам не выстоять. Однако враги неожиданно повернулись к нам спинами, а некоторые повскакивали на коней. По холму вниз бежал Сигурд с волками – раскрашенные щиты сверкали разноцветьем, а клинки тускло поблескивали в красноватом свете сумерек.

      – Только я собрался распотрошить этого коротышку, – вздохнул Бейнир.

      Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание скрежетало, как меч в неподогнанных ножнах.

      – Да, видел, – ответил я и покрепче уперся ногами в землю в ожидании надвигающейся битвы.

      Меня окружили датчане, и мы встали в стену, хоть и без щитов. Через мгновение пятьдесят скандинавов под знаменем с волчьей головой обрушились на растерявшихся синелицых.

      – Потише! – вопил я. – Потише, псы датские!

      Не потому, что мы были без оружия и без кольчуг, а потому, что, если у синелицых осталась хоть капля здравого смысла, они прорвутся к Гердовой Титьке и укроются там, как недавно сделали мы.

      – Погоди! – рявкнул Пенда, оттаскивая назад молодого ретивого датчанина за толстую косу. Мне сразу вспомнился охотник Гриффина из Эбботсенда и его пес Арсбайтер. – Да стой ты, дурень! – орал уэссексец.

      Датчанин неохотно повиновался.

      Всадники безуспешно пытались расчистить себе путь, искалеченные кони громко ржали. Воздух наполнился запахом крови, мечи скрежетали по железу и впивались в потные