Тайны французской революции. Эжен Шаветт

серьезным, Ивон покачал головой.

      – Поищите в другом месте, – сказал он, – потому что я очень мало способен к должности, для которой годится первый встречный щеголь.

      – Почему же?

      – Потому что сердце умерло во мне в тот день, когда синие похитили у меня невесту.

      – Но тут сердцу нечего и делать, кавалер, – возразил аббат. – И я был бы в отчаянии, если бы вы почувствовали хоть малейшую склонность к той, с которой я поручаю вам сражаться.

      – Вы называете это сражением, аббат? – заметил Ивон, с лица которого лукавая улыбка согнала облако, появившееся при воспоминании о невесте.

      Но аббат не шутил.

      – Да, Бералек, сражаться, я настаиваю на этом слове. И, сколь бы странно все ни казалось, первому встречному щеголю, как вы советуете, никогда не дам я поручение, стоившее жизни уже троим из наших.

      Ивон встрепенулся. Прелесть предстоящей опасности поманила его.

      – Эта женщина была причиной смерти троих, говорите вы? – вскричал он.

      – Да, трех молодых, храбрых юношей, которые прежде вас попытали счастья, но исчезли без всякого следа.

      – Так вы мне предлагаете действительную опасность, а не смешную альковную интрижку? – спросил молодой человек, уже невольно прельщенный.

      – Да, опасность, действительную опасность, которая требует в одно время осторожности, мужества и хладнокровия, чтобы избежать неведомого врага, бодрствующего рядом с этой женщиной. Потому что следует бояться если не ее, то окружающего ее тайного надзора, мотивов и агентов которого я до сих пор не мог узнать.

      Уверенность в опасности поручаемого предприятия оживила рвение кавалера.

      – Э, браво, аббат! Что же вы не сказали об этом тотчас же? Если за этой женщиной скрываются мужчины, я принимаю вызов.

      – Да, серьезный вызов, дитя мое, до того серьезный, что если вы преуспеете в этом предприятии, то можете рассчитывать на блестящее будущее.

      При слове «будущее» Бералек опять грустно усмехнулся:

      – О, мое будущее! – сказал он. – Мне нечего о нем много заботиться… оно уже обеспечено, если верить бретонской ворожее, которая предсказала мою судьбу пред отъездом моим в Париж.

      – Каково же предсказание? – спросил с интересом Монтескью.

      Молодой человек обвел пальцем вокруг шеи и прибавил спокойно:

      – Гильотина срежет мою голову прежде, нежели я достигну тридцати пяти лет.

      Знакомый с бретонским суеверием аббат подыскивал, что бы сказать в утешение, когда кавалер вдруг разразился смехом.

      – А! Я вижу, вы не унываете.

      – Это потому, что я думаю о конце предсказания, которое оставляет мне право власти над своей судьбой!

      – В самом деле?

      – Старуха объявила мне, что я могу избегнуть его и, если и взойду на подмостки, то по собственному своему желанию, для того чтобы на пути к спасению испить чашу бесконечного блаженства.

      – Да это загадка!

      – Да.