Кредо негодяев. Чингиз Абдуллаев

не посмеют тронуть. Он хорошо помнил, когда четверть века назад к нему, уже ставшему известным и популярным в Москве мастером, приехали двое земляков. Разговор был долгий, тяжелый. Он искренне недоумевал, не понимая, отчего он должен брать на себя столь неприятные обязанности. Приехавшие к нему земляки требовали принять крупную сумму денег. Очень крупную. Его собирались сделать хранителем денег, своеобразной кассой взаимопомощи для всех нуждающихся в помощи земляков. Только позже он понял, что далеко не для всех. А только для тех, у кого были крупные, очень крупные неприятности с законом.

      Тогда он был слишком молод. И отказать уважаемым людям, к тому же приехавшим специально ради него в Москву, он не смог. Позднее он понял – кем именно он стал. Им нужен был абсолютно честный с гарантированным алиби человек, которого можно было использовать для таких целей. В свою очередь, ему помогали, создавая широкую рекламу, покупая журналистов и критиков, запугивая конкурентов и задабривая руководителей. Через пять лет он был уже признанным по всей Европе скульптором и доверенным лицом сразу нескольких преступных группировок. Это было выгодно и спокойно для обеих сторон.

      Еще через пять лет он уже возглавлял самую крупную группировку в бывшем Советском Союзе и облагал данью почти все торговые точки, открывающиеся в Москве лишь с его разрешения. Земляки охотно платили ему, справедливо полагая, что защиту иметь необходимо, а его группа и его связи обеспечивали самое надежное прикрытие. И они же оказали ему поддержку в борьбе против сибирской, кавказской и ленинградской группировок их земляков, лидеры которых стали претендовать на роль высшего авторитета на всей территории огромного государства. Расправы были показательно жестокими и быстрыми. Недовольных сразу отправляли за решетку, подставляя правоохранительным органам, выдавая их лучших людей, тайники и базы. В те годы еще нельзя было устраивать кровавые разборки, которые стали нормой в начале девяностых. Нужно было устранять соперников руками самого государства, и Багиров пользовался именно этим приемом.

      Именно тогда он стал самым известным и самым нужным человеком для всех возвращавшихся на волю преступников. К этому времени его имя было известно во многих странах, его скульптуры выставлялись по всему миру, и никто даже не догадывался о его второй, не известной никому жизни. Теперь его приглашали в качестве верховного судьи по всему Союзу. При разборках между известными «цеховиками» (так называли в советское время руководителей подпольных цехов, выпускающих «левую» продукцию) приглашали только Багирова. Его слово было законом, которому подчинялись обе стороны. Все преступные авторитеты среди земляков признали его высшее и неоспоримое руководство. Долгие годы вместе с Михаилом Мосешвили и Кареном Казаряном он возглавлял самые мощные преступные группировки в Москве. Они и Рябой были фактическими хозяевами Москвы, при этом последнему почти единодушно отводили роль своеобразного руководителя в этой четверке, так как он возглавлял мощные подмосковные группировки и был фактическим лидером всех преступных объединений.