Симфония тьмы. Чингиз Абдуллаев

петь сразу трое главных исполнителей. Интересно, как это получится у Луизы Сандлер, в Америке она пела действительно блестяще. Или это он сам внушил себе подобную мысль, снова подумал он с горечью. Воистину, он теперь должен постоянно испытывать адские муки, не зная, где начинается и где заканчивается его истинный успех, а где проходит черта его таланта.

      Якобсон просто не позволит ему самому определять меру своих способностей. И меру своего успеха. Он умеет просчитывать все и, кажется, заранее знает, о чем думает его подопечный. Иногда Осинскому казалось, что Якобсон даже умеет читать его мысли.

      Пять лет назад в Лос-Анджелесе, в небольшой квартире мало кому известного композитора Джорджа Осинского, пытавшегося писать музыку для кинофильмов, появился этот человек. Осинский помнил, как они впервые встретились. И хорошо помнил, что именно тогда сказал ему Якобсон.

      Он приехал в отель «Ритц-Карлтон», где должна была состояться его встреча с продюсером нового фильма. Осинский никогда прежде не бывал в отелях подобного класса и чувствовал себя не совсем уверенно, ожидая в холле и несколько стесняясь своего потертого костюма. Нужный ему человек появился лишь через полтора часа в сопровождении девицы удивительной красоты. От одного вида молодой женщины у Осинского запершило в горле.

      А ее спутник даже не стал разговаривать с этим неизвестным композитором. Он просто сказал, что они уже нашли нужного им аранжировщика мелодий, и пошел дальше, не обернувшись. Получив очередной отказ, Осинский даже не обиделся, он чувствовал, что в подобных отелях судьба не улыбается несчастным.

      Через час он сидел в баре, привычно заказав себе двойную порцию виски. Еще через час двадцати пяти долларов уже не было. Домой он возвращался пешком. Идти было довольно далеко, и он порядком уже устал, когда на одной из темных улиц к нему привязались двое темнокожих и сняли с него пиджак, заодно отобрав часы и хорошо сохранившиеся ботинки. Оставшуюся часть пути он прошагал в одних носках, дрожа от холода.

      По всем законам логики это был не его день. И тем более не его ночь. Но в эту ночь у него на квартире появился Якобсон. Он долго стучал в дверь, а Осинский, лежа в постели, не отзывался, опасаясь, что это пришел сосед, которому он задолжал десять долларов. И лишь когда Якобсон несколько раз крикнул, спрашивая, кто есть в доме, он поднялся, открыл дверь и впустил непрошеного гостя. И свою судьбу вместе с ним.

      В комнату вошел невысокий плотный мужчина лет пятидесяти. Небольшие усы делали его похожим на типичных латиноамериканских импресарио, которые подвизались в маленьких театрах города, выпускающих спектакли-однодневки. На нем был смешной котелок и длинное черное пальто. Это особенно удивило Осинского. Конечно, на улице было достаточно холодно, но даже в январе в Лос-Анджелесе не обязательно было ходить в пальто. Можно было вполне обойтись плащом или курткой. Хотя многие предпочитали ходить просто в костюме. Средняя температура в этом «городе грез» в январе никак не опускалась