Франкенштейн. Мэри Шелли

мыслил любви без глубокого уважения. В его чувстве к моей матери были благоговение и признательность, совсем не похожие на слепую старческую влюбленность. Все в доме подчинялось ее желаниям. Он берег мою мать Каролину, как садовник бережет редкостный цветок от всякого дуновения ветра, и окружал ее всем, что могло принести радость ее душе. На то была особая причина – в юности моей матери и ее семье довелось пережить нищету и гонения, и все эти беды расстроили ее здоровье. Поэтому отец сразу после свадьбы вышел в отставку, и они с матерью отправились в Италию, где мягкий климат и новые впечатления благотворно повлияли на ее здоровье.

      Из Италии они отправились в Германию и Францию. Я родился в Неаполе и в первые годы жизни сопровождал родителей в их странствиях. Как ни были они оба привязаны друг к другу, их любви хватало и для меня. Нежные руки матери, добрый взгляд и улыбка отца – это и есть мои первые воспоминания. Я был для них маленьким божеством, посланным небесами; они держали мою судьбу в своих руках, могли сделать счастливым или несчастным, в зависимости от того, какое я получу воспитание. И с самого младенчества я постоянно получал уроки терпения, милосердия и сдержанности, но наставляли меня так мягко, что я все воспринимал с удовольствием.

      На протяжении долгого времени я оставался для них единственным предметом забот, первенцем. Однако моей матери очень хотелось иметь дочь. Когда мне было пять лет, мои родители провели неделю на берегу озера Комо. Случалось, что доброта приводила их в хижины бедняков. Для моей матери с годами стало потребностью всячески помогать страждущим. И вот во время одной из прогулок они обратили внимание на убогую хижину в долине, где все говорило о крайней степени нищеты. Однажды, когда отец отправился в Милан, мать посетила ее, прихватив с собой и меня. Там жили крестьянин с женой, деля скудные крохи пропитания между пятью голодными детьми. Одна девочка привлекла внимание моей матери – среди своих братьев и сестер она казалась существом иной породы. Те были живыми, черноглазыми, смуглыми оборванцами, а эта девочка – нежной и белокурой. Ее волосы были словно из чистого золота и, несмотря на убогие лохмотья, венчали ее лоб, как корона. У нее была чистая кожа, ясные синие глаза, а все черты лица так очаровательны, что она казалась ангелом, сошедшим с небес.

      Заметив, что моя мать с любопытством и удивлением смотрит на прелестную девочку, крестьянка рассказала нам ее историю. Девочка оказалась не их ребенком, а дочерью одного миланского дворянина. Мать ее была из Германии и умерла в родах. Ребенка отдали крестьянке, чтобы та выкормила младенца, – в ту пору эта семья еще не была так бедна. Отец малышки принадлежал к тем гордым итальянцам, которые стремились добиться освобождения своей родины от владычества австрийцев[8]. Это его и погубило. Неизвестно, был ли он казнен как мятежник или все еще томился в австрийских застенках. Так или иначе, а его состояние было конфисковано, а дочь осталась нищей сиротой и подрастала в хижине своей кормилицы, словно садовая роза среди колючего терновника.

      Вернувшись

8

С конца XVIII века в Италии, северные территории которой были под властью австрийской монархии, развернулось движение за национальное освобождение и преодоление территориальной раздробленности.