Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние (сборник). Юлиан Семенов

поближе и сказал:

      – Ребятки, домой пора. Поздно.

      Мужчина, что постарше, замотал головой и замычал что-то невнятное. Второй икнул и улыбнулся Копытову странной, мертвой улыбочкой. Копытов заметил, что лицо его бледно и покрыто испариной.

      – И чего напились? – спросил Копытов. – Где живете? Пошли, помогу дойти хоть… Вот ведь нажрались-то, а…

      Второй поднялся и стал раскачиваться с носка на пятку. Копытов взял его под руку. Удивился, потому что от человека совсем не пахло водкой.

      – Или ты больной? – спросил Копытов. – Никак больной?

      – Б-больной.

      Копытов обернулся, чтобы спросить того, что помоложе, но ничего не успел спросить, потому что страшной силы удар обрушился на него, смял и бросил на землю. Падая, он увидел Генку, который ехал на взрослом велосипеде, жену и бабку Фросю. Она пела песню и возилась с тестом. А потом все исчезло, стало лишним и безразличным ему – отныне и навсегда.

      – Пусть шофер включит прожектор, – сказал оперуполномоченный МУРа Росляков.

      Яркий свет прожектора резанул ночь легко, словно острый нож кусок черного хлеба. Ночь раскололась надвое, и все увидели мертвого Копытова. Он лежал, сжавшись в комочек, щупленький старый человек с большими руками крестьянина. Его руки словно жили еще. Они обнимали землю, сквозь которую пробивалась первая зелень, казавшаяся синей в белом свете прожектора. Росляков долго и внимательно рассматривал голову милиционера, пробитую у виска чем-то тяжелым.

      – Вы еще будете долго работать? – спросил он эксперта.

      – Право, не знаю. Он очень плохо лежит. Где фотограф, товарищи?

      – Тогда вы работайте, а я поговорю с людьми.

      Дворники ничего путного рассказать не могли, потому что, кроме самого Копытова, никого не видели, голосов не слышали, и вообще ничего такого, на что следовало бы обратить внимание, сегодня не случалось.

      – Он все смеялся: «Велосипед куплю», – сказал дворник Афонин.

      – Он тут у вас ни с кем не ссорился?

      – Да господи, он же человек мягкий.

      – Был, – поправил дворник Хайрулин, – был человек…

      Проводник собаки Еремушкин, вернувшись, сказал, что след оборвался в километре отсюда, около стоянки такси.

      – Там машин нет?

      – Пусто.

      Оперативник из отделения, ходивший вместе с Еремушкиным, сказал:

      – Проходящая машина была, тормозной след посредине улицы оборван.

      – Вы замерили?

      – Да. И ширину и длину.

      – Позвоните к дежурному, пусть сообщит в ОРУД.

      – Хорошо…

      После этого Росляков начал осторожно – метр за метром – осматривать землю вокруг убитого милиционера. Прежде чем сделать шаг, он внимательно обследовал то место, куда надо будет поставить ногу. Он помнил, как однажды комиссар сказал ему:

      – Знаете, у кого надо учиться осторожности? У слепых. Они, пока место, куда надо ступать, не ощупают, ногой не шевельнут.

      Росляков запомнил это и потом много раз убеждался в точности комиссаровских слов. Он сделал еще несколько шагов и сказал эксперту:

      – Тут есть след.

      – Сейчас.

      Росляков