Московская сага. Поколение зимы. Василий П. Аксенов

проснулся от звуков оркестра. По залитой солнцем улице к Якорной площади маршировала колонна моряков; веселые ряшки. Над ними в ярчайшем голубом послештормовом небе рябил наспех сделанный транспарант, вполне отчетливо предлагавший сокрушительный мартовский лозунг:

      «ДОЛОЙ КОМИССАРОДЕРЖАВИЕ!»

      Знаки восстания были повсюду. Первое, что увидел Никита, когда вышел на улицу, имея в котомке два маузера, четыре гранаты и фальшивый мандат Севастопольского флоткома, были расклеенные на стене листки «Известий Кронштадтского совета» с призывами ревкома, информацией об отражении атак и о выдаче продовольствия, а также с издевательскими частушками в адрес вождей.

      ...Приезжает сам Калинин,

      Язычище мягок, длинен,

      Он малиновкою пел,

      Но успеха не имел.

      Опасаясь грозных кар,

      Удирает комиссар!

      Беспокоен и угрюм

      Троцкий шлет ультиматум:

      «Прекратите беспорядок,

      А не то, как куропаток,

      Собрав верную мне рать,

      Прикажу перестрелять!..»

      Но ребята смелы, стойки,

      Комитет избрали, тройки,

      Нога на ногу сидят

      И палят себе, палят!..

      Эти «ребята» отрядами, поодиночке, толпами продолжали стекаться на Якорную, формируя у подножия Морского собора и вокруг памятника адмиралу Макарову огромную толпу черных бескозырок и голубых воротников. Редкими вкраплениями в балтийскую униформу выделялись солдатские шинели и овчинные полушубки. Сновали мальчишки, иной раз мелькали и возбужденные лица женщин. Все вместе это называлось «Кронштадтская команда».

      Играло несколько оркестров. Они перекрывали постоянно возобновляющуюся канонаду с залива. Что касается большевистских аэропланов, то в общем гаме, пороховом и медном громе их моторы были вообще не слышны, а сами они казались каким-то ярмарочным аттракционом, хоть и слетали с них порой смертоносные пакеты и листовки с угрозами «красного фельдмаршала» Троцкого.

      Настроение было праздничным. Никита не верил своим глазам. Вместо зловещих ожесточенных заговорщиков, ведомых вылезшими из подполья белогвардейцами, он видел перед собой что-то вроде народного гульбища, многие тысячи, охваченные вдохновением.

      Странное место. Византийская громада собора, монумент человеку в простом пальто. «Амурские волны» и взрывы. Игрушечные аппараты в небе, окруженные ватными клочками шрапнельного огня. Фаталистическая игра или – вспомни отца Иоанна! – новая соборность, исповедь бунта?

      С трибуны долетали крики ораторов:

      – ...Товарищи, мы обратились по радио ко всему миру!..

      – ...Большевики врут про французское золото!..

      – ...Советы без извергов!..

      Едва ли не каждая фраза покрывалась громовым «ура».

      – ...Слово имеет предревкома товарищ Петриченко!..

      Из черных шинелей на трибуне выдвинулась грудь, обтянутая полосатой