Московская сага. Поколение зимы. Василий П. Аксенов

совершенно чистое блюдо. Кирилл углубился в тарелку с винегретом. У Никиты на лице было написано почти открытое страдание. В глазах беременной красавицы быстро скапливалась влага.

      Напряжение было прервано звонком в дверь. Агаша просеменила открывать и вернулась с дюжим и румяным военным. Тот стукнул каблуками, прямо по-старорежимному, отдал честь, заорал:

      – Младший командир Слабопетуховский! По вашему приказанию, товарищ профессор, машина из Первого военного госпиталя!

      Борис Никитич посмотрел на часы, слабо вздохнул.

      – Ой, уже половина восьмого, – встал, поцеловал Мэри Вахтанговну. – Я вернусь сразу после операции.

      Младший командир Слабопетуховский направился к выход у, на ходу подкрутив карикатурный ус, что-то шепнул тут же зардевшейся старой девушке Агафье. Профессор вышел за ним.

      Мэри Вахтанговна, гордо подняв подрагивающий подбородок, демонстративно не смотрела в сторону дочери.

      – Какая жестокость, – проговорила она. – Какая самовлюбленность! Так ничего не замечать! Отец жертвует всем ради своих больных, ради своего подвижничества! Не знает ни дня, ни ночи...

      – Да что, в конце концов, происходит?! – воскликнула Нина. – Что за МХАТ тут разыгрывается?

      Никита положил сестре на плечо свою весомую руку с шевроном.

      – Спокойно, Нинка. – Он повернулся к матери и мягко спросил: – Мама, может быть, мы должны объяснить Нинке?..

      Мэри Вахтанговна резко встала из-за стола.

      – Не вижу никакой необходимости! Нет ничего, что нуждается в объяснении! – Драматически сжав руки на груди, она быстро вышла из столовой.

      Никита, шепнув сестре: «Поговорим завтра», пошел вслед за матерью. Весело начавшийся ужин дымился в развалинах.

      Кирилл как бы с некоторой брезгливостью кончиками пальцев оттолкнул от себя номер «Нового мира» и исподлобья уставился на Нину.

      – Если этот клеветнический номер был запрещен, где ты его достала, позволь спросить?

      Нина схватила журнал, выпалила прямо брату в лицо:

      – Не твое дело, сталинский подголосок!

      Кирилл совсем уже в партийном стиле шарахнул кулаком по столу:

      – Ты считаешь себя идейной троцкисткой?! Дура! Пиши лучше свои стишки и не лезь в оппозицию!

      Отшвырнув стулья, оба молодых отпрыска Градовых вылетели из столовой в разные стороны.

      Агаша, вскрикнув уже даже и не в стиле МХАТа, а прямо в своей природной замосквореченской, то есть Малого театра, манере, скрылась на кухне.

      В полной растерянности разъехался четырьмя лапами по паркету Пифагор.

      За недавно еще густо населенным столом остались только Пулково и Вероника. Она приложила платок к глазам, стараясь не расплакаться, но потом высморкалась в этот платок и неожиданно рассмеялась.

      – Наш Кирка совсем уже очумел по партийной линии, – сказала она.

      Пулково налил себе рюмочку и подцепил треугольничек соленого груздя.

      – Мда-с, и всюду страсти роковые, – произнес он как раз