Однокла$$ник, который знал все. Андрей Дышев

завывал, как продрогший волк. Странно, однако, мы, мужики, устроены. Чем больше преград на пути к сердцу возлюбленной, тем дороже она становится. Но стоит только возлюбленной ринуться навстречу, тигрицей пробивая эти самые преграды, как цель блекнет, меркнет, и через некоторое время смотришь – господи, а ради чего копья ломал?

      Не скажу, что Настя мне разонравилась. Но такого необузданного желания добиться ее, какое я испытал у нее дома, уже не было. Да и выглядела она сегодня неважно: лицо припухшее, кожа землистого цвета, под глазами синяки, взгляд потухший.

      – Плохо спала? – спросил я, сворачивая с трассы на лесную дорогу.

      – Не отвлекайся, – не ответила на вопрос Настя.

      Где-то я читал… или слышал по телевизору, что дочери ученых – жуткие стервозы…

      – Ты не проскочил поворот? – спросила Настя и тяжело вздохнула. – Да выключи же ты эту печку! Дышать нечем!

      – Тебе плохо? – полюбопытствовал я, сворачивая на грунтовку.

      – Плохо! – капризно ответила Настя. – Меня укачало.

      Наконец дорога вообще закончилась. Машина едва ползла по каким-то жутким ухабам. С одной стороны торчали красные от ржавчины цистерны какого-то заброшенного завода, а с другой – мрачные пятиэтажки. Я всматривался в номера домов. Номеров не было. Людей, у которых можно было бы спросить, тоже не было. Я остановился и полез в карман пальто за блокнотом, в котором был записан адрес.

      – Поселок Промышленный, – бормотал я, читая адрес, – улица Рабочая, дом шесть, квартира тринадцать.

      – Я сейчас умру, – призналась Настя.

      – Никто не заставлял тебя ехать со мной, – ответил я, трогаясь с места и объезжая сгнивший автомобиль без колес, лежащий на въезде во двор.

      – Наверное, вот этот дом шестой! – недовольным тоном сказала она и ткнула пальцем в стекло.

      – С чего ты решила, что этот?

      – Сосчитала!

      Я кое-как заехал во двор. Посреди, словно старая воронка от авиабомбы, чернела огромная лужа. Вокруг нее росли деревья с обломанными ветками и больными стволами, покрытыми странными надписями. На единственной скамейке, стоящей у первого подъезда, сидели подростки и плевали себе под ноги.

      – Шестой дом? – спросил я у них, опустив стекло.

      – Ну, – ответил один из подростков, прыщавый, худой, с глупыми и жестокими глазами.

      – Так да или нет?

      – Ну… – повторил он, сплевывая, и покосился на машину.

      Второй подросток приподнял мертвенно-бледное лицо, посмотрел на меня совершенно безумным взглядом и вдруг громко заржал.

      Настя была удивительно терпелива и последовательна. Удивляюсь, как она не схватилась за руль, чтобы немедленно развернуться и уехать из этого поселка.

      – Посмотрим здесь, – сказал я и стал отыскивать место, где бы припарковать машину.

      – А чего смотреть? – ответила Настя и взялась за ручку, чтобы открыть дверь. – Тебе же сказали, что это шестой дом.

      – Разве? – усомнился я, но Настя уже вышла из машины и хлопнула дверью.

      Я, как марксист, был