Мамины глаза. Симон Осиашвили

он меня уважал и в моем присутствии был очень храбр в собачьих разборках, а если вдруг меня не оказывалось поблизости, Рекс благоразумно ретировался с поля боя, делая вид, что не имеет ко всему этому никакого отношения. Кормили его раз в несколько дней – приносили ведро отходов из ближайшей столовой, и он моментально проглатывал все, от чего его пузо становилось похоже на средней величины арбуз, а настроение делалось благостным и умиротворенным. Правда, ненадолго… Мне нравились часы, проведенные с Рексом, он был хорошим и терпеливым собеседником, думается, я даже любил этого пса и свою сторожку, несмотря на то что однажды чуть не сгорел в ней. Дело в том, что зимой для дополнительного тепла была там самодельная электроплитка, которую я ставил около двух кресел, служивших мне ложем, – и вот однажды рукав дубленки, которой я укрывался, попал в разогретую спираль. Слава богу, дубленая овчина не горит, а тлеет – и когда я проснулся (а просыпался я много раз за ночь, будили проезжавшие мимо поезда), то увидел, что рукав мой светится в темноте, а в сторожке стоит тяжелый дух паленой овчины. Потом я просто выкрошил истлевший край и ходил с подвернутым рукавом, а все решили, что на меня напал Рекс. Стоила моя дубленка примерно три месячных оклада сторожа, но я не унывал, потому что уж очень хорошие бывали ночи в сторожке. И стихи писались хорошие…

      На небе след моих губ

      Филиппу Киркорову

      Я бы спел тебе песню, но ты ее не услышишь,

      Я построил бы дом, но ты в нем не захочешь

                                                                   жить, —

      И огромное небо, свернувшись, лежит на крыше,

      Я смотрю на него – и не знаю, о чем просить.

                      На небе след моих губ —

                      Это я целовал тебя,

                      На небе след моих рук —

                      Это я обнимал тебя.

                      У неба цвет твоих глаз,

                      Оно плачет и плачет дождем —

                      Небо помнит о нас —

                      Это мы забыли о нем.

      Может, мы заблудились, когда улетали к звездам,

      Может быть, потеряли друг друга

      в земной толпе…

      И я небо листаю, как будто читаю прозу —

      А когда-то стихи я на небе писал тебе.

      Прибалтийский сюжет

      Пустынно.

                    Сосны.

                              Мелкая вода.

      Ручей в ладони ткнулся по-щенячьи.

      А горизонт еще не обозначен,

      и осторожно светится звезда,

      переплетая светом дым рыбачий.

      И волны вновь касаются песка,

      как тысячу судеб назад касались,

      и рыбаки целуют жен-красавиц,

      как целовали в прежние века.

      И ожиданье тягостно, как встарь,

      и, боже мой,