Боевые дельфины. Валерий Рощин

явление двух женщин, идущих по песочку от машины «Скорой помощи» в нашу сторону. Шатенке лет под тридцать; она высока, сквозь легкий халатик просвечивают шорты и блузка. Рядом – среднего роста брюнетка лет двадцати пяти с объемной сумкой на хрупком плече. На ней такой же халатик, под которым ничего, кроме купальника.

      – Врачи? – цепляю на бедро свой специальный нож, без которого по привычке глубже десяти метров не ныряю.

      – Точно. Наши люди: врач и медсестра, – улыбается спасатель и вскидывает руку в приветствии: – Доброе утро, девчонки! И вас в такую рань подняли?

      Те что-то весело отвечают, смеются, но я уже не слышу. Я иду к воде – к своей родной стихии.

      Забредаю в воду по пояс, не спеша надеваю ласты. Ополоснув маску, водружаю ее на голову. И хорошенько прочистив легкие, без всплеска исчезаю под водой…

      Фри-дайвингом – свободным нырянием без аппарата на задержке дыхания – я занимаюсь давно и чувствую себя превосходно до глубины метров тридцать. Запросто могу нырять и глубже – пока здоровье подобные эксперименты снисходительно прощает. Но мне хотелось бы заниматься любимой работой еще лет пятнадцать, поэтому приходится себя беречь. Да и видимость в прибрежных водах Черного моря такова, что всякая надобность в столь глубоководном плавании отпадает.

      Сначала иду на детской глубине в точку, координаты которой указали ребята со спасательной станции. Это приблизительно в двухстах пятидесяти метрах от берега. По пути пару раз появляюсь на поверхности за глотком воздуха.

      Кажется, здесь. Попробуем…

      Первое погружение результатов не дает.

      Двадцать метров – не мелководье, однако волны все же «стаскивают» от берега мусор и муть. Сейчас большой волны нет, но для детального исследования дна приходится по нему едва ли не ползать. Дело в том, что видимость под водой напрямую связана с освещенностью дна, а та, в свою очередь, зависит от положения на небе нашего светила. Наиболее глубоко солнечные лучи проникают на экваторе, когда солнце висит в зените. При погружении в тех краях иногда кажется, будто причудливый рельеф просматривается до отметки метров в триста. На самом деле цифра поскромнее, но тем не менее в заполярных районах такой фокус не проходит – там вода несравнимо прозрачнее, а без искусственного освещения и на глубине семидесяти метров черта с два и собственную руку увидишь.

      Вторая попытка. Немного смещаюсь от обследованной территории к северо-западу. Около двух минут шныряю галсами над подводными барханами и, ничего не обнаружив, снова поднимаюсь вверх.

      Третий заход. Прочесываю дно юго-восточнее отправной точки. Пусто.

      Поднявшись на поверхность, ложусь на спину. Пора немного перевести дух, а заодно сместиться подальше от берега.

      С четвертой попытки натыкаюсь на вытянутый предмет, наполовину присыпанный песком и мелким камнем. Солнце еще низковато и недостаточно хорошо освещает мутноватое дно, чтобы с приличного расстояния точно классифицировать происхождение находки. Решаю подплыть ближе.

      Вот оно. Нечто длинное – метров семь, жутко старое, изъеденное коррозией.

      Осторожно