Флэшмен. Джордж Макдоналд Фрейзер

скотина! – заорал он (директор был мастак произносить подобные фразы). – Твоя мать умерла много лет назад, и ты смеешь марать ее имя, – имя, которое должно быть свято для тебя, – стараясь прикрыть им собственные грехи? Ты убил во мне последнюю искру жалости к тебе, Флэшмен!

      – Мой отец…

      – Твой отец, – оборвал Арнольд, – сам сообразит, как обойтись с тобой. И я сильно сомневаюсь, – добавляет он, бросив на меня выразительный взгляд, – что его сердце будет разбито.

      Как вы можете догадаться, он знал кое-что о моем папаше и наверняка полагал, что мы с отцом два сапога – пара.

      С минуту директор постоял, крутя пальцами сцепленных рук, а потом сказал уже совершенно другим тоном:

      – Ты – жалкое создание, Флэшмен. Я разочаровался в тебе. Но даже тебе я могу сказать, что еще не все потеряно. Ты не можешь остаться здесь, но ты молод, Флэшмен, и у тебя все впереди. Хотя грехи твои черны, как смоль, они еще могут стать белыми, как снег. Ты пал очень низко, но еще можешь подняться…

      У меня не слишком хорошая память на проповеди, а доктор всё продолжал бубнить в том же духе, как и положено старому набожному ханже, каковым он, в сущности, и являлся. Мне кажется, он был таким же ханжой, как и почти все его поколение. Или просто казался глупее, чем можно было подумать, когда растрачивал свое благочестие на меня. Как бы то ни было, сам Арнольд так этого никогда и не понял.

      В завершение он напутствовал меня последним благонравным поучением насчет спасения через покаяние. В это, кстати, я никогда не верил. В свое время мне частенько приходилось каяться, и по серьезным причинам, вот только я никогда не был настолько глуп, чтобы придавать этому хоть какое-нибудь значение. Но я накрепко усвоил науку: никогда не плыви против течения, и поэтому не мешал ему читать проповедь, а когда он закончил, то я вышел из его кабинета гораздо более счастливым, чем вошел. Главное, что удалось избежать порки. Исключение же из Рагби меня не волновало. Мне там никогда не нравилось, и при мысли об изгнании я совершенно не испытывал должного как будто бы стыда. (Несколько лет назад меня пригласили в Рагби на вручение наград, и никто не вспомнил тогда о моем исключении. Это доказывает, что и сейчас все там такие же лицемеры, какими были во времена Арнольда. Я даже толкнул речь о храбрости и т. п.)

      Я покинул школу на следующее утро: уехал в двуколке, уложив наверх свои вещи. Подозреваю, что картина моего отъезда доставила многим немалую радость. Уж фагам-то точно. В свое время я им устроил веселую жизнь. И представляете, кто ждал меня у ворот? Не кто иной, как этот крепыш Скороход Ист[4]. Сначала я решил, что тот пришел поиздеваться, но все обернулось по-другому. Он даже протянул мне руку.

      – Сожалею, Флэшмен, – заявляет он.

      Я спросил, о чем это он сожалеет, проклиная про себя его наглость.

      – Сожалею, что тебя исключили, – отвечает Ист.

      – Врешь ты все! – говорю я. – А сожаление свое засунь, куда подальше.

      Он посмотрел на меня, развернулся

4

Скороход Ист – персонаж романа Т. Хьюза, один из младших школьников, которому не раз доставалось от Флэшмена. В конце концов Ист вместе с Томом Брауном задал Флэшмену хорошую трепку.