Некромант-самоучка, или Смертельная оказия. Ардмир Мари

ответ. – И по слогам, как для маленького: – Меня защищали именно потому, что я несчастная и безродная человечка с одной жизнью за пазухой.

      Высокородный подлец и мерзавец не смутился, осклабился:

      – Да неужели. Аквиус Авур и его имперцы считают так же?

      – А этим просто завидно, – брякнула я и гордо добавила неоднократно использованное объяснение: – Потому что кука защищает не их, а меня.

      – Ку… кто? – переспросил Даррей. Отвечать не стала, задумчиво обратилась к рыжему:

      – И вот тут, Герберт, остается лишь гадать, знал ли твой кузен о том, что меня на тебе замкнули. Знал ли, что любое прикосновение к невесте ты чувствуешь собственной шкурой. – Их взгляды схлестнулись, я же продолжала: – Говоришь, только что с учений? Усложненных, надо полагать.

      – Надо, – глухо отозвался разведчик и сам сделал шаг навстречу родственничку, – очень усложненных.

      Кажется, лишь мне одной понравился предвкушающий и многообещающий взгляд рыжего, метаморфа старшей ветви рода Дао-дво от него перекосило.

      – Ты не посмеешь!

      – Убить не убью, – продолжил рассуждения Гер, – но покалечить имею право.

      – Ты не нападешь на заместителя министра… – Этот самый заместитель выглядел сейчас до смешного глупо. Помятый, испуганный. Столько пафоса в каждом слове и столько страха в глазах. Даже жаль его стало, чуть-чуть. И чуть сильнее, когда рыжий произнес эпическое:

      – Да, подонков, взлетевших так высоко, я еще не бил. Сейчас наверстаю.

      – Я все еще твой сородич. Слышишь? Твой кузен… – Высокородный трус начал озираться по сторонам в поисках путей отступления.

      – А мне плевать, смертник как-никак.

      – Это ничего не меняет, – напомнил Даррей, отступая. То бишь в родственные связи он верил, а вот в адекватность рассерженного многоликого нет. – Я все еще опекаемый тобой! Я выбранный родом!

      – Навязанный, ты хотел сказать.

      – Все одно. – Метаморф старшей ветви рода Дао-дво безрезультатно пытался придать своему голосу невозмутимости. – Любой вред, нанесенный мне, ты почувствуешь собственной шкурой!

      Вот это поворот. Значит, я, узнав о болях, которые испытывает опекающий, постаралась их минимизировать, а этот родственничек, наоборот, использует для шантажа. Ужас! Теперь ясно, почему Гер долго не объяснял мне смысла связи и запугивал. Что же он ответит сейчас?

      – Не страшно. – Многоликий скосил взгляд на меня и мрачно заметил: – Я уже через многое прошел…

      – Ты не посмеешь! – почти взвизгнул Даррей и обернулся рысью, намеренный сбежать.

      – Поспорим? – Герберт, даже не входя в оборот, единым прыжком преодолел разделяющее их расстояние, схватил паскудника за шкирку и повернул к себе, чтобы цинично усмехнуться в изумленную усатую морду: – Что поставишь?

      На этом я решила им не мешать, развернулась и побрела в другую сторону. Слез не было, как и всхлипов, стенаний о прошлом вечере и нелепых нежностях с котенком. Обида горьким комом улеглась