Ветер забытых дорог. Наталья Михайлова

я сам тебя вытащу!» – приговаривал незнакомец. Дасава послушался.

      Не сразу и с большим трудом человек выволок на островок закованного в доспехи небожителя. Лежа навзничь, Дасава разглядел его: у лесного человека серые глаза и длинные, собранные в хвост волосы. На шее у него на кожаных шнурках висит несколько маленьких деревянных изображений – колесо и другие причудливые фигурки.

      – Снимай эту железную куртку, задохнешься в ней, – говорил человек, неумело ища способ снять с него доспехи. – Я шел по вашим следам. Если бы мне поспеть раньше!

      Дасава почти не делал усилий, чтобы понять его язык – это были искаженные слова его родной речи.

      Парень нашел ременные завязки и снял с Дасавы зерцало. Человек с удивлением рассматривал грудную половину доспеха.

      – Зачем вы полезли в этом в болото? – обескураженно спросил он. – Ну, ничего, слава старому лесу, ты живой. Я отведу тебя в наше селение.

      Дасава, еще не опомнившись от близкой смерти и неожиданного избавления, не находил, что сказать. Лесной человек продолжал:

      – Отдохнешь у нас, а потом я тебя выведу к твоему народу. Мое имя – Белгест. А твое?

      Несмотря на сонный отвар, который давала ему Гвендис, Дайк проснулся еще до рассвета.

      «Как мое имя? Кто я?» – задумался он. Бывший матрос, раб или каторжник, которого полумертвым в кандалах выловили из моря… Откуда тогда в голове у него Сатра?

      Дайк встал. Камин давно остыл, и в библиотеке стало холодно. Гвендис сразу предупредила, что спать надо тепло одетым. Она сама еще спит… Дайк, стараясь ступать потише, подошел к ее кровати. Это было против правил того доверия, которое они друг другу оказали. Но он оправдывался, что только хочет укрыть ее одеялом, которое ему самому больше не нужно…

      Гвендис проснулась, когда уже рассвело, от непривычного тепла, и полежала некоторое время, закрыв глаза. Потом вспомнила: Дайк. Быстро сев на кровати, она увидела второе одеяло – и обвела взглядом комнату:

      – Дайк, где ты?

      Он сидел в кресле, обхватив плечи руками.

      – Ты же замерз. – Гвендис, с растрепанными от сна, выбившимися из косы прядями, взяла одеяла и быстро подошла к нему, приложила руку ко лбу. Она смущенно и ласково улыбалась. – Спасибо, Дайк. Мне было так тепло под утро. – Она поспешно накрыла его обоими одеялами и закутала до плеч. – Но, пожалуйста, не делай так больше, у тебя вчера был жар, и ты еще нездоров. А теперь я приготовлю чай, и ты согреешься.

      Гвендис вышла и вернулась уже причесанная, снова растопила камин, начала кипятить воду и скоро дала Дайку чашку травяного чая с поджаренным куском хлеба. Он смотрел, как она улыбается – радостно, как ребенок.

      – Вот, выпей для бодрости, – сказала Гвендис. – А потом надо нагреть тебе воды и вымыться хорошенько.

      Она засмеялась, и Дайк засмеялся, без всякого стыда представив себе самого себя – потрепанного и недомашнего, как пугало в огороде.

      За окнами по-прежнему моросил