Фраерок везухи в стиле Эмо. Нина Ленегор

вдвоём дружили. «Как тебе Ларкина новая кофтейка-разлетайка? Во-во, небось, на рыночной распродаже у китайцев за сотку выторговала! Туфли видела? Дерматин, и цвет серо-буро-малиновый! Что? Её собачка куражная? Даже слышать не хочу! Никакая она не померанский шпиц, а помесь морской свинки с ёжиком! Говорит, муж в отпуске, уехал с друзьями на Байкал? Какая там рыбалка? За бабами он охотится на тёплом побережье! Оно и понятно, от такой зануды, как Ларка, любой мужик сбежит не то, что на Байкал, сам утопится в Бермудском треугольнике!».

      Зажужжала, закружилась по бежевому велюру дивана мобилка. Денька! Рита радостно схватила телефон, но на экране высветилась «мама».

      – Привет, ребёнок! Как дела? – Всё также… И сколько просить, не называй меня «ребёнок»! Я взрослая уже! – включила хандру Рита.

      – Хорошо, взрослый ребёнок! Надеюсь, ты не в куколки играешься, а готовишься к вступительным экзаменам? – Надеяться не вредно… – Как-то ты всё холодком! А расслабляться некогда, через месяц вступительные экзамены! Это тебе не халам-балам, а юридический вуз! А не желает Рита ни в адвокаты, ни в прокуроры, ни в сыщики, ни в какие другие жандармы! Выучится она только на ветеринарного доктора – без вариантов! Будет лечить собачек, кошечек, птичек, хомячков, черепашек. Но родоки её засмеяли – не престижно, не модно. По барабану им, что с пятого класса Рита роется в энциклопедиях, штудирует атласы животных и каждые выходные бегает помогать в соседнюю ветеринарную клинику, где её прозвали «Айбо-Рита».

      – На диван с ногами не залазь! Кота гони с подоконника, а то ненароком свалит мою «пафиопедилум сукхакула»! – раздавала указания мама.

      – Мамуль, не «трои»! У нас с Обормотом всё «пучком»! – Язык не поворачивается такого красавчика Обормотом называть… – Потому что не «симпосибл» быть красивым таким… Хоть кличкой кота подпортить, сделать мужественней!

      – Ладно, твоя животина – обзывай хоть «горшком»! Но эти «трои», «пучком», «симпосибл» и прочие издевательства над русским языком… Ещё раз услышу… – Ну, да, это ж не «пафиопедилум сукхакула»…

      – Короче, лучше не зли меня…

      – И что мне будет? В угол поставишь, коленями на горох? – хохотнула Рита.

      В этот раз мамина фантазия споткнулась на очередной акции промывания мозгов, дежурные нравоучения не успели развернуться в бесконечность нудного рэпа. Кстати, музон… Рита одела наушники и улетела в мир модных рок-групп. Но что-то вдруг стало мешать, отвлекать – она сняла наушники. Обормот странный, глаза горят, напыжился, шерсть дыбом, как после стирки без антистатика. Во дворе Батон лает, разрывается. Рита вышла из дома – никого, за калитку выглянула – тоже никого. Пёс немного успокоился, виновато хвостом виляет. Рита вернулась в дом, одела наушники, но снова как-то не по себе, музыка мимо ушей в никуда улетает. Она приоткрыла глаза, и на тебе – минорный стоп-кадр! Посреди комнаты незнакомый мужик, похожий на жэковского сантехника! Сдёрнув наушники, Рита испуганно спрыгнула с дивана.

      – Вы… кто… откуда?

      – А чё это входная дверь не закрыта? – хриплый недобрый голос.

      Привычные благородные ароматы цитрусового фрэша и свежемолотого кофе родного жилья пробил чужой крепкий запах пота, перегара и дешёвых папирос.

      – Как вы в дом вошли? Без разрешения…

      – Я звонил, звонил… Потом толкнул калитку, она и открылась! – А Батон, как вас пропустил?

      – Батон? Кто такой Батон? – Пёс наш, породы кане корсо… – А…, кобелёк, который у тебя во дворе. Молоденький ещё, не матёрый. Дурашка… – Не дурашка он! – обиделась Рита.

      – Спит твой Батон, храпа даёт… – Спи-и-ит…, храпа даёт? Такого не может быть! Здесь что-то не то! Уходите, не то я сейчас закричу!

      – Да, погоди, ты, верещать! Котофея до смерти напугала! Со страху у него и уши отвалились! – На вас у Обормота агрессия! Недобрых людей он за километр чувствует! – А Обормот – кто? – Кот! – То Батон, то Обормот – чудно! Хорош про кота ясновидящего. Ты чё, меня совсем не помнишь? – С чего мне вас помнить, если раньше никогда в глаза не видела? – Семён я, сосед твоей бабушки. Твоя ж бабушка – тоже Маргарита? – Допустим… Что с того? Моя бабушка Маргарита давным-давно померла!

      – Я знаю – имя тебе дали в память о бабушке…

      – Тоже мне секрет, будто пин-код банковской карточки Сороса выдал! И что теперь, мы – родственники? По-свойски, можно вваливаться к нам домой?

      – Пацаном я влюбился в Марго. Лет тринадцать мне было, а ей – чуток больше двадцати. Как-то даже с бельевой верёвки тайком её ночнушку снял, в обнимку спал… Не знаю, догадывалась она или нет, что я по ней сохну… В окна подглядывал, к мужу ревновал, даже убить его задумывал. Неожиданно рано она померла, твою мамку Маринку совсем маленькую сиротой оставила. Давно это было, на могилку к Марго я цветочки до сих пор ношу.

      – Ах, как мило – «мыло» Болливуда! Слёзы-сопли индийского кино! – Бесчувственная ты какая-то… Вот скажи, тебе сейчас сколько годков? – Сто одиннадцать! Разве не заметно?

      – Не спеши, девочка, стариться, успеешь! Поди, лет шестнадцать – семнадцать! – А хоть сколько, тебе-то какое дело? –