Шпионский Токио. Александр Куланов

Василия Сергеевича в Токио: сохранилось немало документов, исполненных старшими коллегами Ощекова. Для советской военной разведки исполнение «Монахом» ее нового задания не могло дать ничего, кроме самих отчетов об успешно выполненном задании. Ощепков, с его десятилетним опытом оперативной работы (с 1913 по 1924 год), не мог этого не понимать. И все же планировал свои действия по японской модели? Зачем? Если перед Русско-японской войной, в 1902–1904 годах, такое поведение японских агентов было хо т ь как-то оправданно – надо было собрать массу даже мелких деталей об армии противника, то в 1925 году Советский Союз явно не собирался воевать с Японией, что называется, на следующий день, завтра. Советской разведке сведения о японской армии были нужны не тактического – таких было в достатке, а оперативно-тактического и стратегического уровней. Вот только с помощью фотоателье такую задачу не выполнить.

      Куда сложнее, на первый взгляд, казался ответ на вопрос номер 2. Впрочем, при понимании, что «абазский» – это «адзабский», сразу возникает мысль, что искать их надо в одном из центральных районов Токио – Адзабу. Правда, наличие в нашей армии, например, Таманской и Кантемировской дивизий никак не обуславливало необходимость их нахождения в Тамани или Кантемировке – обе стояли под Москвой. Но… вдруг у японцев иначе? Оказалось, что действительно в Японии все было устроено по-другому. В результате долгих разысканий удалось выяснить, что Адзабу – вполне конкретная географическая привязка. Более того, полки, входившие в состав элитной 1-й пехотной дивизии (не путать с 1-й гвардейской дивизией!), находились по соседству друг с другом. 3-й адзабский пехотный полк на картах конца эпохи Тайсё и начала эпохи Сёва, то есть 1920—1930-х годов, отмечен вполне определенно. Несмотря на большой урон, нанесенный ему Великим землетрясением Канто 1923 года, он не поменял своей дисклокации, и прибывший в Токио в июле 1925 года Василий Ощепков должен был застать его в состоянии реконструкции и восстановления после подземных толчков, но на прежнем месте – в квартале Синрюдо-мати. Это большой холм, лежащий примерно в двухстах метрах западнее улицы Гаэн Хигасидори и возвышающийся над уже тогда существовавшим огромным кладбищем Аояма. Если посмотреть на подробную карту местности того времени, то окажется, что казармы 3-го полка были выстроены в виде гигантской русской буквы «Ф», но на самом деле, конечно, это был иероглиф «Хи» – «солнце», первая часть названия страны Нихон или Ниппон. Перед казармами существовал огромный плац, были выстроены конюшни и парк для хранения боевой техники и вооружения, а вся территория была окружена забором. После окончания Второй мировой войны эти помещения передали в распоряжение одного из местных университетов и до самого последнего времени использовались для нужд токийского студенчества. В 2007 году на месте расположения 3-го Адзабского пехотного полка открылось уникальное сооружение: Государственный Новый музей изобразительных искусств (Кокурицу Синбидзюцукан), автором проекта