Мы здесь. Майкл Маршалл

прогулок по парку. Так у них повелось после той первой встречи в вонючей, заплесневелой комнате над порнотеатром с заколоченными окнами, которая случилась вскоре после его приезда в город. Когда он закончил (рассказ вышел не таким уж долгим), ее лицо оставалось непроницаемым.

      – Как чудесно, – сказала она, – просто баловень судьбы…

      – Ну а что мне, по-твоему, делать?

      – Что задумал, то и делай.

      – Мне… делать то, что у меня на уме? Или что сердце подсказывает?

      – Да нет, – рассмеялась она. – Но благословляю тебя за усилие говорить на моем языке. Я имею в виду, что так и надо поступить. Ты же все равно собираешься, как бы тебя ни отговаривали. Так что считаю, выбор правильный.

      – В самом деле? – Он пристально оглядел ее лицо. И увидел то же, что и всегда: бледные открытые черты, симметричные, сильные и вместе с тем исполненные тонкого изящества, а также алые губы. – Ты и вправду так думаешь?

      Она пожала худыми плечами:

      – Ты мог что-то сделать и не спрашивая меня. Но не стал. А то, что важно тебе, важно и мне. Ты давно ждал момента вроде этого. У каждого он свой. Так что действуй.

      – Спасибо тебе, Лиззи.

      – De nada[2].

      Она как будто собиралась сказать что-то еще, но остановилась.

      Завидев чье-то приближение, он обернулся. Через лужайку к нему шагала коренастая фигура с тыквенно-лысой головой. Воинственные намерения угадывались уже на расстоянии. За забиякой шли еще трое – два парня и одна женщина. Высоченные, худющие.

      – Бог ты мой! – охнул он.

      – Похоже, у них к тебе какие-то вопросы.

      – Чего ему надо, не знаю, но отсечь его много времени не займет. Ты подождешь?

      – Не могу, – ответила Лиззи. – Дела надо делать, вершить чудеса. – Она взяла его ладонь и ненадолго вплела в нее свои длинные бледные пальцы. – Номерок оставишь?

      Он сделал это незамедлительно.

      – Осторожней, Медж, – напутствовала она, прежде чем отплыть через травяное пространство. – Смотри, никого не зашиби!

      На Гользене, как обычно, был костюм а-ля тридцатые: двубортный, в широкую меловую полоску и с широченными лацканами. Интересно, где он только такие берет, а главное, зачем? Хотя какая разница…

      – Учти, мне некогда, – остерег Медж, когда тот подошел.

      Троица сопровождающих остановилась на почтительном десятке метров и сгрудилась посреди лужайки. Гользен змеился улыбкой – тонкой, будто прорисованной пунктиром и тут же стертой.

      – Еще бы. Дела сердечные? – поинтересовался он.

      – Тебя не касается.

      – У меня предложение.

      – То же, что обычно?

      – Типа того.

      – Тогда и мой ответ будет таким же.

      – А если я снова спрошу, почему?

      – Потому что он вор.

      – Мы все воры.

      – Он другой.

      – Просто более организованный, что означает лучшую отдачу – для нас. Не вижу разницы между ним и тем хромым, с которым ты якшаешься. Кроме хромоты, понятное дело.

      – Джефферс

2

Не за что (исп.).