Девятое Термидора. Марк Алданов

произнес он проникновенно.

      – Вот ты повел бы нас посмотреть ее, – заметил монах из вежливости: ему не слишком хотелось после плотного ужина подниматься по крутой лестнице церкви. Спутники монаха немедленно присоединились к просьбе. Ваятель кивнул головой. Воин подозвал хозяина и стал расплачиваться.

      – Слава тебе, великий мастер, – сказал монах, – что данный тебе от Бога талант ты употребляешь на столь благочестивое дело. Зато будет вечно жить в потомстве твое имя. Ибо вечен Собор Божьей Матери.

      – Своего имени я не вырезал на статуе, – произнес медленно ваятель. – Его забудут на следующий день после моей смерти.

      – Отчего же? – заметил укоризненно монах. – Дивясь твоему произведению, люди будут спрашивать: почему неизвестно нам имя благочестивого мастера?

      – Нет, – сказал ваятель с живостью. – Кто увидит мою статую, тот этого не спросит.

      Воин спрятал сдачу. Они вышли из кабачка и перешли через площадь, направляясь к собору. У двери, ведущей на лестницу башен, сидела на тумбе дряхлая нищая старуха. Шамкая беззубым ртом, она бормотала дребезжащим голосом какую-то песенку. Лицо и платье древней старухи были одинакового серого цвета, цвета камней церкви. Ваятель остановился возле нее. Старуха бормотала:

      Pur kei nus laissum damagier?

      Metum nus tors de lor dangier;

      Nus sumes homes cum il sunt;

      Тех membres avum cum il ont,

      Et allresi grans cors avum,

      Et altretant sotrir poum,

      Ne nus taut tors cuer sulement,

      Alium nus par serement…[14]

      Ваятель с усмешкой глядел на старуху. Вдруг в его глазах проскользнул ужас. Он быстро вошел в боковую дверь церкви. По узкой винтовой лестнице, со ступеньками, расширяющимися к одному краю, держась рукой за тонкий железный прут перил, они стали подниматься к башням. Ваятель шел впереди, ступая тяжело и уверенно. Винтовой ход то светлел при приближении к бойнице, то снова темнел и становился страшен. На светлой площадке они перевели дух.

      – Высоко же ты работаешь, мастер, – сказал монах, вытирая лоб рукавом рясы.

      – Зато близко к небесам, – ответил ваятель. Голос его звучал в каменной трубе глухо. Они медленно двинулись дальше, прошли темный круг без окна и вышли на галерею. Их ослепило солнце. Андрей Кучков вскрикнул от восторга. Под ним был парижский остров. За рекой виднелась зелень виноградников и золото хлебных полей.

      Ваятель подошел к перилам галереи. На них что-то было покрыто холстом.

      – Покажи, покажи свое творение! – сказал, тяжело дыша, монах.

      Кусок серого холста упал.

      На перилах сидело каменное чудовище.

      Монах, рыцарь и Кучков долго смотрели на него, не говоря ни слова.

      – Уж очень он страшный, – сказал наконец Андрей.

      – Да это что ж такое: зверь рогатый и горбоносый? – спросил с недоумением рыцарь, не сводя глаз со статуи.

      – Мыслитель, – ответил медленно ваятель. – Дьявол-мыслитель…

      – Помилуй! – воскликнул монах. – Да что ж дьяволу делать в таком месте? Побойся Бога!

      Ваятель не слышал, по-видимому,

14

Песня нищей заимствована из «Le Roman de Rou» нормандского поэта XII столетия Робера Васа; ее транскрипция на современный французский язык находится в последней главе «Девятого Термидора». – Автор.

Доколе есмы сущими в розни?Пора презрети ужасны козни.Вышняя воля нам подалаТе же руци, нози и тела.Пребываем с иными в равной красе,Такожде страждем ныне, как все,Донележе сердцу не даноБысть с иными сердцами, будто одно…Перевод со старофранцузского Е. Витковского