Метро 2033: Изоляция. Мария Стрелова

в бункер, но не успел. Останки выглядели жутко – погода, бродячие собаки и радиация делали свое дело.

      – Подниматься в здание не будем, надо к выходу. Скорее, идем! – прогудел через противогаз Миша.

      Почти бегом, насколько позволяла химзащита и тяжелые сапоги, шестеро разведчиков бросились из подвала корпуса, поминутно оступаясь на кирпичных обломках, падая и поднимаясь снова.

      Марина помнила, что впереди их ожидает парковка, переполненная остовами сгоревших машин. На некоторых сиденьях через растрескавшиеся от жара стекла были видны черные скалящиеся останки.

      «А ведь это – самая элита наших факультетов, платные студенты, те, у которых родители могли позволить и машины, и огромные суммы за обучение. Не спасли ни деньги, ни связи. Хотя кого-то, наверное, успели спрятать в глубокие бункеры заботливые и влиятельные папы…» – с ужасом думала девушка. От ее частого дыхания стекло противогаза запотело, она двигалась почти вслепую.

      Ребята пробирались вдоль стены, стараясь не шуметь, боясь нарушить последний покой умерших.

      Наконец им в лица хлынул яркий свет. Миша закрыл рукой плексиглас и, дезориентированный, опустился на корточки. Марина вжалась спиной в стену, не открывая глаз.

      Проморгавшись, разведчики отважились пойти дальше. От ожога сетчатки и полной слепоты ребят спасло отсутствие солнца. Над городом зависли свинцовые тучи, шел снег.

      – Снег? – тихо спросил Витя, самый младший в команде. – Две месяца назад было лето, сейчас не может идти снег!

      – Тихо! – шикнул Миша. – Разговоры потом.

      – Это называется ядерной зимой, – негромко ответила Марина. – Я читала, что такой снег очень опасен. Он – как кислотный дождь. Миш! Не стоит ходить по поверхности.

      – Что, Марина? Что тебе не нравится?

      – Кислотный снег, к примеру. Не знаю, есть ли такое слово.

      – У нас же «химза»!

      – Никто не знает, как она себя поведет. Вдруг – растворится к чертовой матери!

      Обзор в противогазе был маленький, бокового зрения – никакого. У Марины тотчас заслезились глаза, заломило виски. Щеки чесались и опухали от едкой противогазной присыпки. Тяжеленная химзащита была явно велика миниатюрной девушке, капюшон постоянно надвигался на лицо, закрывая плексиглас, снижая видимость. Больше всего Алексеевой хотелось скинуть это все.

      – И пойти под ядовитый снег в обычной одежде, чтобы через десять минут умереть мучительной и жестокой смертью, – пробормотала Марина, успокаивая саму себя.

      – Так, надо обследовать здание. Может, удастся принести что-нибудь.

      – Мне нужно… Мне идти нужно! – выдавила Алексеева.

      – Куда? – удивился Михаил.

      – В лабораторию. Это тут, через две улицы, где-то километр по Мичуринскому.

      – Растворишься на…!

      – Мне надо. Идите. А я сама. – Каждое слово давалось с трудом. И, кажется, приближалась неизбежная истерика.

      – Так, за старшего в первом отряде Кирилл. Бери остальных, дуйте осматривать здание. Через полчаса сбор здесь, на поверхности, у выхода с парковки.