Тэмуджин. Книга 1. Алексей Гатапов

у котла.

      – Слышу, – с равнодушным видом поднялся на ноги Тэмуджин.

      Наскоро управившись, они с Бэктэром взяли оружие, узды с седлами и пошли ловить своих коней.

      И всю дорогу он, смешивая в душе неуверенную радость с какой-то новой, незнакомой тревогой, думал о случившемся. Вчерашние его нукеры под началом Бэктэра облавили птиц на небольших, протянувшихся на восток от куреня озерах. Тэмуджин, отстав от них на полперестрела, шагом продвигался следом, останавливаясь в отдалении, когда те оцепляли очередное озерцо. Поднявшись на склон холма, он одиноко сутулился в седле, равнодушно глядя на то, как ребята со смехом собирают подбитых птиц и ловят раненых, ломая им шеи.

      «В нашем роду было много больших дарханов, – думал он. – Может быть, они завещали мне свою силу? Или все вышло случайно?.. Нет! – он тут же пресек негодную мысль. – Кокэчу говорит, что ничего случайного в жизни человека не бывает. А может, проверить?..»

      Тэмуджин посмотрел на следующее озеро. На середине водной глади, покрытой мелкой рябью от дунувшего ветерка, сидело с десяток уток. Вокруг озера уже выстраивалась цепь всадников. Тэмуджин, преодолевая боязнь, решился:

      «Пусть крайний селезень и ближняя кряква улетят живыми, а в остальных попадут стрелы. Пусть будет так!»

      Утомительно долго тянулось время. Кольцо всадников, охватившее озеро, казалось, застыло на месте. Тэмуджин еле сдерживался, чтобы окриком не заставить их шевелиться быстрее.

      Утки, наконец, заметили всадников, забеспокоились, подобравшись в воде. Донесся испуганный кряк матки, и стая, переполошенно замахав крыльями, поднялась в воздух. Тэмуджин до боли в руках сжал переднюю луку седла и с искаженным лицом переводил взгляд от скакавших наперерез птицам парней на державшихся посередине косяка двух уток.

      Парни на той стороне, резво подскакав под место, где пролетала стая, вскинули луки. Почти разом взметнулись с десяток стрел, выбив половину косяка, и тут же посланные вдогонку тонкие хоорцаг[16] достали еще трех.

      Стрелы не задели только отмеченных Тэмуджином селезня и крякву. Он долгим взглядом провожал двух птиц, еле видимыми точками дрожавших над камышами дальнего озера.

      Решительно повернув жеребца, Тэмуджин во весь опор поскакал в курень. Непрерывно понукая его поводьями и носками гутулов, он ошалело промчался между юртами под удивленные взгляды прохожих.

      Спешившись в айле сотника Мэнлига, он долго привязывал коня, успокаивая гулко стучавшее в груди сердце. Подошел к малой юрте, снял с себя хоромго и колчан, повесил на березовый колышек у двери. Постоял, оглядываясь по сторонам и, выждав приличное время, вошел в дверь.

      Кокэчу был в юрте один, и Тэмуджин облегченно перевел дух. Сидя на хойморе, тот брал из берестяного короба молочные пенки, неторопливо ел, ломая их на мелкие кусочки. Он мельком посмотрел на Тэмуджина и, молча указав на место рядом с собой, продолжал сосредоточенно жевать. Наконец, запил каким-то красноватым отваром из медной чаши и только тогда равнодушно сказал:

      – Что,

16

Хоорцах – легкие стрелы для дальнего боя.