Несущие смерть. Стрелы судьбы. Лев Вершинин

и сомнений хранить и защищать священные рубежи отеческих земель, надежно оберегать поселки иных племен, исправно приносящих дань, и быть готовым в любой час обнажить меч, если встанет над границами тревожный дым…

      – …и никогда не объявлю похода, не испросив согласия вождей Молоссии; не призову добровольцев от их очагов в ополчения без их дозволения; не заключу союза с иноплеменниками – без их совета и не расторгну – без их одобрения; если же нет – пусть не окажут мне помощи в тяжкий час!

      «Боги! – подумал Киней, храня на устах приличествующую случаю почтительную полуулыбку. – Что же здешние обычаи оставляют царю?!»

      Клятва прозвучала вся, до последнего слова.

      Стихло, отбегав свое, неправдоподобное эхо, равного которому не отыскать в Ойкумене, и орел, цепко удерживающийся на плече Пирра, встрепенувшись, пронзительно заклекотал.

      – Великий Дуб, – теперь козлобородый, язвительный лик томура гораздо более почтителен, нежели ранее, – услышал тебя и счел достойным. По обычаю предков спрашиваю: привел ли ты с собою свою тень?..

      – Да! – кивнул Пирр. – Тень моя со мною, и вот она!

      Шагнув вперед, Андроклид пытливо взгляделся в смуглое лицо Леонната.

      – Тот, кто просил и обретет, назвал тебя своей тенью. Его воля – воля Дуба. Но, как велят предки, спрашиваю тебя: готов ли ты?..

      Это – единственный миг, когда еще можно отказаться.

      И Леоннату известно: в час, наистрашнейший для Посвященного, боги направят предназначенный ему удар судьбы именно в того, кто, никем не принужденный, дал согласие стать тенью.

      Так что же? Есть ли хоть что-то, чего не сделает ради Пирра Леоннат?!

      – Я готов! – не колеблясь, откликнулся подросток, тряхнув черными, словно косское вино, кудрями.

      – Тогда – идите. Отец Богов ждет вас!

      Резко выбросив руку в сторону Дуба, томур выкрикнул заклинание. И тотчас у самой земли словно бы разъехалась шершавая кора, открыв узкий проход в темную сердцевину Отца Лесов. И две черные тени, две укутанные в черное фигуры, с лицами, скрытыми темной тканью остроконечных колпаков, появившись из недр Дуба, склонились в приглашающем поклоне.

      Кони, встрепенувшись, заплясали на траве, и в ответ пронзительному ржанию донесся издали, со стороны додонских домишек, отзвук заполошного собачьего лая, срывающегося в тоненькие взвывы…

      И снова – пронзительный крик Андроклида.

      Взметнув крылья, сорвался с плеча юноши орел и пошел в небо, кругами набирая высоту.

      Невесть откуда потянуло туманом, мелким и затхлым, словно сама земля выдохнула сгусток воздуха, несметное количество веков комом стоявшего в ее необъятной груди.

      Всего лишь три шага навстречу черным фигурам без лиц.

      Сполох, ослепивший застывших людей.

      Все.

      Нет юношей – ни рыжего, ни смуглого.

      Только незатянувшийся узкий шрам на бугристой коре, похожий то ли на щель в скале, то ли на прорезанный вопреки природе рот,