Золотой песок. Полина Дашкова

к кому?

      – В командировку, – соврал Никита и подумал, что, наверное, не стоит вступать в разговор с первым встречным. Старик вполне приятный, похож на священника. Скорее всего и есть батюшка какой-нибудь деревенской церкви. А все-таки лучше поостеречься.

      – А плывешь куда?

      – До Желтого Лога.

      – Вот хорошо. И я туда же. Отец Павел меня звать. А тебя как?

      – Никита.

      – И надолго ты, Никита, в Желтый Лог?

      – Не знаю. Как получится.

      Отец Павел кашлянул, полез в свою большую клеенчатую сумку, зашуршал газетами.

      – Вот, пирожком угощайся. С капустой. Матушка моя пекла. Да ты бери, не стесняйся.

      – Спасибо, – улыбнулся Никита, – хотите хлеба с ветчиной? И огурцы есть малосольные.

      – Спаси Господи. Хлебушка-то возьму с огурцом, а вот мяса не ем. А что за командировка у тебя, если не секрет? У нас ведь совсем глухое место. Приезжих мало.

      – Я журналист.

      – Журналист… – задумчиво повторил старик, – и о чем писать собираешься?

      – Об экологии. О защите природы. Пирожки вкусные у вас.

      – Да, матушка умеет печь, особенно с капустой хорошо получаются. И еще с визигой. Ты где жить собираешься в Желтом Логе? Гостиницы нет у нас. Или тебя, может, кто встречает?

      – Никто. Я думаю, просто комнату сниму на несколько дней.

      – А то давай при храме поселим тебя, сторожка пустая стоит. Ты сам-то крещеный?

      – Крещеный.

      Послышался хриплый далекий гудок. И тут же разморенные долгим ожиданием люди повскакивали, толпа хлынула к узкой двери, поднялся гвалт, мат. Бритоголовый парень, держа гитару наперевес, ринулся в толпу с ревом, как в атаку.

      – Иди вперед, сынок, местечко займи мне. Только очень-то не спеши, затопчут, – напутствовал старик.

      Толпа медленно сочилась сквозь узкую дверь, вываливала на пристань. Катер был маленький, совсем старый, Никита подумал, что вряд ли выдержит хилая посудина такое количество людей. Толпа валила по скрипучему шаткому трапу, такому узкому, что было страшно ступить на него: вот-вот толканет кто-нибудь, и сорвешься в черную ледяную воду Молчанки. Утонуть, разумеется, не утонешь, но будешь мокрый, промерзнешь до костей.

      Никите удалось занять места в трюме, для себя и для старика. Тот явился одним из последних, тревожно озираясь, охая, волоча огромный картонный чемодан.

      – Отец Павел! – позвал Никита.

      – Ой, хорошо-то как, – обрадовался батюшка, – здесь и не холодно, дождик не намочит. А на палубе ветрище… Ты, значит, о природе писать собираешься? Неужто кто-то сейчас интересуется?

      – Ну, в общем, да, – кивнул Никита.

      – А я как загляну в газету, все срам, пакость, прости Господи. Вот в Синедольске у сына телевизор посмотрел. Ну что за времена настали! Не поймешь, когда хуже: при советах или сейчас. Сам-то женат?

      – Разведен.

      – Грех… А детки есть?

      – Дочь, двенадцать лет.

      – Как зовут?

      – Маша.

      – А у меня трое. Сыновья. И внуков уже пятеро, только