Защитница. Тринадцатое дело. Иосиф Гольман

черном по-белому было написано следующее. У ее любимого сыночка – хоть и все трое любимые – лейомиосаркома правой носовой полости с проникновением в носоглотку.

      Прогноз – неблагоприятный, это старшая медицинская сестра горбольницы поняла без дополнительных объяснений.

      Опухоль была не операбельна, оставалось лучевое лечение и химиотерапия.

      Коля Клюев принял вызов судьбы внешне спокойно. Гораздо спокойнее брата, которого его Маринка после страшного известия всю ночь отпаивала валокордином. Жанна новость принять категорически отказалась, требовала ехать лечиться к другому врачу или за границу. На крайний случай – в Тибет, монахи все могут вылечить.

      Николаю пришлось даже кулаком по столу стукнуть, чтоб прервать поток панического сознания.

      Потом они с Жанкой обнялись и несколько минут так просидели, мо́лча и не шевелясь.

      Без слов было принято решение.

      Бороться до конца.

      Слез при детях и Мадине не лить.

      О смерти не разговаривать.

      Жить, как жили, пока живется.

      На следующий день Коля о чем-то сначала пошептался с осунувшимся за ночь братом, потом поговорил с мамой и папой.

      – Я не верю, что ты умрешь, – сказал отец. – Но в любом случае за детей будь спокоен. Меня давно зовут обратно на стройку.

      – Будем лечиться, – сказала мама. – Бог поможет.

      Наверное, бог помогал. Хотя бы тем, что помог ему и Жанне найти друг друга. Жена заставляла бесшабашного Колю выполнять абсолютно все предписания Михаила Аркадьевича, который теперь лично вел больного.

      Бог помог и тем, что свел парня с Гохманом и его продвинутыми университетскими друзьями. Теперь Николай получал новейшие медицинские препараты, даже вошел в экспериментальную группу.

      И все же имевшаяся медицинская статистика отводила парню не больше года-полутора. Впрочем, из него прошло уже десять месяцев, а состояние больного пока оставалось терпимым. Конечно, симптомы никуда не исчезли, только усилились, однако и ощущения стремительно приближающегося конца у семьи не было.

      Что ж, в их положении и это счастье.

      Болезнь Коли Клюева, разумеется, не афишировали.

      Однако Городок – не Москва, очень скоро все всё знали. Николай ловил на себе сочувственные взгляды. А иногда и злорадные – его работа плодила вокруг не только друзей.

      Он научился равнодушно воспринимать и те, и другие.

      И еще он научился – в основном благодаря верной Жанке – радоваться каждому доставшемуся ему деньку.

      На работе ничего не изменилось.

      Он вполне был в состоянии ее выполнять.

      Разве что деньги теперь тратил не так широко, как раньше, закладывая благополучие семьи и на время своего будущего отсутствия.

      Чащин платил даже больше, чем в прошлом, дела у фирмы шли отлично.

      Казалось, над прежде счастливой семьей занесли топор, но не торопились приводить приговор