Элеонора. Александр Михайлович Казбеги

благословенье руке, не устававшей укачивать тебя! Горная роза, долгах лет желаю тебе!

      При этих хвалебных словах Элеонора вдруг вспыхнула, зарделась и на мгновенье потеряла обычную свою самоуверенность. И поэтому отцу пришлось притти ей на помощь.

      – Радуюсь сердцем, что в доме моем все стараются доставить удовольствие моему гостю!

      После этих приветствий они сели за ужин. Элеонора была тамадой, и лезгин позабыл о законах Магомета, а взгляды девушки, полные огня и веселья, дурманили его сильнее вина.

      4

      Ужин окончился. Все разошлись по своим спальням, но в душе у каждого не сразу угасли пленительные впечатления пира, каждый улыбался чему-то, пока не смежились глаза. Аслан-Гирей был так одурманен, так ошеломлен, что не мог заставить себя ни лечь, ни заснуть, но и в бодрствовании не находил он покоя, вскипевшая кровь бешено бурлила, образ Элеоноры неотступно преследовал его.

      Впервые в жизни почувствовал Аслан-Гирей, что существует некая неведомая власть, способная заставить его склонить голову перед женщиной. До этой ночи красивая женщина была для Аслан-Гирея блаженством, которое небеса посылают мужчине в награду за храбрость; она была его собственностью, безличной игрушкой его страсти. Только в этом он видел назначение женщины и не мог себе представить иного чувства к ней. Поэтому, полюбив женщину, он начинал домогаться ее, но это была игра высшего существа с низшим, и низшее должно было считать себя осчастливленным тем, что пленило мужчину и что он удостоил его своим вниманием.

      Образ Элеоноры сразу покорил Аслан-Гирея, заставил его склонить голову и надменного повелителя превратил в раба, закованного в цепи.

      Аслан-Гирей, привыкший только приказывать женщине, теперь робко мечтал удостоиться чести выполнить приказ Элеоноры.

      Чуткая от природы, бурная душа жизнелюбивого юноши-горца вдруг вся взметнулась.

      Он ложился, снова вставал, открывал глаза и снова закрывал их, – образ Элеоноры неотступно стоял перед ним. О чем бы ни думал он, какое бы слово ни хотел произнести, уста его невольно называли одно только имя. Его неистовое воображение еще сильнее разжигалось действием вина, и Аслан-Гирей почти терял сознание.

      В тот самый час, когда юный лезгинский правитель пребывал в столь непривычном для него возбуждении, тень печали блуждала по оживленному лицу Элеоноры, и ее подвижной ум упорно был занят одной мыслью.

      Девушка удивлялась самой себе и еще не могла осознать того, что стрела любви пронзила наконец ее нежное, причудливое маленькое сердце.

      Элеонора вспоминала слова Аслан-Гирея, так ласково тронувшие ее слух, и тщетно силилась найти в поступках молодого лезгина что-либо смешное. Стоило ей только попытаться прибегнуть к своей обычной уловке, стоило только начать всматриваться в образ лезгина, как вместо смешного ей тотчас же представлялась влекущая улыбка на нежных, тонких губах, одушевленное лицо, сверкание черных огнемечущих глаз, и насмешка слагала оружие, уступая место томительной тревоге.

      Элеонора была