Спасти мир. Елена Усачева

ыходи!

      Артем стоял на улице. Кот ушел. По дорожке прыгала ворона.

      Захотелось сказать Артему, что он не прав, что он не должен так ей говорить. Что она не виновата…

      Дверь стала закрываться.

      Ничего она не успеет сказать. Как всегда…

      В исчезающую щель двери просунулась кошачья голова. Огромные удивленные глаза, врастопырку уши, тощая морда.

      Мгновенно представилось, как дверь захлопывается и кошачья голова катится по черному резиновому коврику.

      Инна взвизгнула.

      – Что еще?

      – Там кошка!

      Артем распахнул дверь, заглянул внутрь. Кошки на улице не было.

      Образ катящейся головы не стирался. Еще бы секунда…

      – Что ты вечно выдумываешь? Что тебе опять показалось?

      – Ты чуть кошке голову не отрезал.

      – Ой, хватит!

      Дверь закрылась. Инна несколько секунд смотрела на черный коврик. Надо же такому…

      Каждый жест выдавал раздражение – засунутые в карманы руки, напряженные плечи… Недовольно притопывал.

      Они ехали в Ярославль. Артем собирался показывать свой фильм. Зачем она с ним напросилась? Отказывался, отговаривался, твердил, что одному удобней, что ждут только его. А она все просила и просила. Настаивала. Думала, что быть настойчивой – это правильно. Все-таки он муж, он должен ее услышать.

      Не услышал. Просто в какой-то момент перестал спорить. Кивнул и сразу отвернулся.

      Последнее время стал часто отворачиваться. Резко. Словно отрезал от себя все, что осталось за спиной. А за спиной была Инна. И она была виновата. Во всем. В том, что нет работы. В том, что последний заказ был год назад. В том, что, несмотря на возраст, хорошо выглядела. В том, что так легко шагала по жизни.

      Артем с удовольствием скидывал на Инну свое раздражение. А она ждала, когда он успокоится. Говорила о времени. О том, что все проходит. Что вместе – это не поодиночке.

      – Что ты несешь? – кричал Артем и уходил в комнату.

      Он ждал других слов. Угадать их Инна не могла. В то, что все плохо и ничего не получится, не верила, поэтому не говорила.

      В Ярославль выехали поздно. Проспали. Инна еще решила вымыть голову.

      – Давай я тебя оставлю! – кричал через дверь Артем. – Ей-богу, быстрее будет! С тобой же постоянно останавливаться придется!

      Инна торопилась, и от этого получалось все нескладно. Убежал кофе, подгорела яичница, хотела сделать бутерброды с собой в дорогу, но в спешке не стала и начинать – в коридоре Артем уже гремел ключами.

      Сидела в машине, грела озябшие руки и думала – почему не слышит? Раньше слышал, а теперь?

      Проехали половину пути. Переславль-Залесский. Заправки не нравились, свернули к Никольскому монастырю, здесь была лавка с пирогами и чаем.

      Вот и приехали. Чуть кошку не убили.

      Инна вышла из машины. На столбике сидел все тот же толстомордый тип. Глаза полуприкрыты. Стороной юркнул тощий глазастый зверь.

      – Вон тот! – воскликнула Инна.

      – Пойдем уже! Хватит выдумывать!

      Поздняя осень никак не могла лечь снегом. Морозило, зябко холодило плечи. В ста километрах от столицы первый снег уже лежал. Трещали лужицы под сапогом.

      От холода и дождей монастырь казался серым. Над крышами летали птицы.

      Артем успел отругать Инну за то, что не взяла бутерброды, что они вынуждены были заехать сюда, сделали лишнюю остановку.

      Меню было написано от руки.

      – Артем, – позвала Инна, когда они уже сидели за столиком. – Поехали к озеру.

      – Зачем? Мы и так опаздываем!

      – У тебя показ в семь, а сейчас двенадцать. Ехать еще два часа. Давай к Синему камню свернем.

      – Слушай! Может, ты сама тогда останешься и будешь тут все, что угодно, делать – ходить, смотреть, хоть жить на этом камне!

      Инна поправила на столе пластиковый стаканчик. От него вкусно пахло травками – в местной лавке продавали особый сбор, разом от всех хвороб. И пироги были вкусные. С капустой особенно – большие, румянобокие.

      – Я хочу желание загадать, – прошептала Инна.

      – Какое еще желание у тебя не исполнилось? – закатил глаза Артем.

      Он ел бутерброд с селедкой. Из надкусанного куска торчали тонкие косточки.

      – Чтобы ты не ворчал.

      – Ин, ты вообще соображаешь, что ты говоришь?

      Инна подняла стаканчик с чаем.

      Удивляло, что Артем так говорит. Словно ждет, когда нервы у Инны сдадут. А когда это произойдет, ее можно будет обвинить в том, что она нетерпелива.

      – Ты меньше думай, быстрее ешь!

      Артем залпом допил свой чай.

      Между белых монастырских стен гулял ветер. Из труб поднимался дым – топили печки.

      Артем решительно шел через двор к воротам. Инна спешила