Пять Писем. Роман Ямских

среди

      таинственных склянок, бутылочек и микроскопов, пропахших непонятными и

      таинственными запахами.

      Я часто вспоминаю, тот наш последний мирный день 41 года. Когда мы все

      вместе приехали к дедушке в деревню. Чуть позже приехал папин брат дядя

      Витя с тётей Леной и конечно же их сын – мой ровесник и лучший друг Ростик

      с которым мы каждое лето отдыхали в деревне у дедушки. Вот и тогда нас

      ждали приключения и опасности. А пока они ждали, мы сидели и пили чай с

      баранками, весело разговаривали, а дедушка завел патефон, и папа

      пригласил маму танцевать. Ах, как они кружились! Казалось, ещё чуть-чуть, они отделятся от земли и взлетят и будут кружить как разноцветные бабочки

      в синем небе над цветочным полем.

      А потом к нам пришел фотограф и все стали прихорашиваться.

      Фотограф долго расставлял нас, менял справа на лево, что-то смотрел в

      своем ящичке. А потом обманул всех, сказав, что сейчас вылетит птичка. Я

      так ждала птичку, но она так и не вылетела. А потом он ушел и сказал, что

      утром принесёт фотографию. Эта была последняя фотография, где мы все

      вместе. Утром началась война…

      Война. Что значило это слово для маленькой, шестилетней девочки?

      Сначала я ничего не поняла, только заметила, как помрачнели мои родители

      и все вокруг. А потом стали уходить мужчины и в городе как-то сразу стало

      пусто и пасмурно. Наш город и так не избалован солнцем, но тогда казалось

      тучи будто хотели спрятать нас от надвигающейся беды и совсем перестали

      пропускать солнечный свет. Папу ушел войну почти сразу. Он поцеловал нас

      с мамой, улыбнулся и сказал мне, чтобы я не унывала и что он вернётся к

      Новому году.

      Мама тем же летом пошла работать на Кировский завод. Они делали

      детали для танков, и она находилась на казарменном положении, поэтому

      домой её отпускали редко и ненадолго. Ту, самую страшную зиму, мы

      провели с дедушкой. Он переехал к нам, потому что его деревня была уже

      захвачена фашистами. Самое тяжелое время началось с осени, когда

      немецкими самолетами были разбомблены Бадаевские склады с

      продовольствием и над городом повеяло смертью. Холод, голод, страх и

      безысходность происходящего должны были сломать меня и приписать ещё

      одной строчкой в бесчисленном списке смертей Ленинградцев, но той зимой

      произошло то, что заставило меня выжить и, спустя целую жизнь, рассказать

      вам эту историю.

      Начну с того, что у меня был Мика…

      Мика – мой самый близкий друг, – плюшевый мишка. Родители

      подарили мне его на мой первый день рождения, и мы росли с ним вместе.

      Вернее, я росла, а он, наоборот, становился меньше, относительно меня и от

      этого казался ещё родней и любимее, когда смотрел на меня своими

      стеклянными, жёлтыми глазами и мило улыбался розовым язычком из-под

      черного пуговкой носа.

      Мы не расставались с ним никогда. Вместе ходили в детский сад, а летом

      отправлялись в деревню к дедушке. Вместе ели кашу с комочками и пили

      колючий лимонад. Вместе смеялись и грустили. Раньше, конечно, больше

      смеялись. Ту зиму мы тоже встречали вместе, вместе замерзали и стояли в

      очереди, вместе грелись под одеялом и вместе делили хлеб. Мика свою

      порцию всегда отдавал мне. Вот какой у меня был преданный друг. Почему

      был?

      Это случилось в конце сентября. Мы ещё не голодали, но продукты

      стремительно заканчивались. Почти каждый день немецкие самолёты

      отчаянно бомбили город. У нас с дедушкой всегда было собрано все самое

      необходимое, если вдруг в наш дом попадет вражеская бомба. Дедушка

      отвечал за документы, деньги и кое какие вещи, а я отвечала за своего Мику, ведь он у меня был таким беспомощным. В тот день фашисты совершили

      очередной авианалёт на Ленинград. И как только завыла сирена мы

      побежали в бомбоубежище. Уже там я обнаружила, что мой Мика пропал

      или я забыла своего маленького друга дома или обронила его, когда бежала

      по улице и он лежит сейчас на холодной брусчатке под вражескими

      бомбами беспомощно раскинув лапки. В ту же минуту я разрыдалась.

      Дедушка успокаивал меня, но я плакала и отчаянно винила себя.

      После авианалёта, по дороге домой мы с дедушкой прошли по тому-же пути

      и тщательно заглядывали под каждую лавочку, за каждый