Сказания о руде ирбинской. Надежда Кравченко

и коровьим маслом. Булькал в больших казанах жирный бульон, приправленный диким чесноком. Казалось, что вечерний ветерок и степные травы пропитались запахом варёной баранины. А невидимые горные и лесные духи уже собрались у костров и вовсю сытятся, вдыхая в себя запашистые дымы. Сегодня все голодные рты улуса наполнятся мясом, а слух – звоном чатхана. И пусть чёрные людишки разнесут по всей степи весть о щедрости князьца.

      Быстро прослышал народ о милости Кураги и о его госте-сказителе, мигом собрались у юрты Абахай. Готов и хайджи. Малец-оборванец трижды обвёл его вокруг изголовья чатхана с чашей айрана, и тот окропил брызгами священные девять струн. А затем слепец, пригубив чашу и сипло покашливая, стал цеплять своими «куриными лапками» волосяные струны, настраивая инструмент на зачин. В нетерпении дух – хозяин чатхана – щёлкал по струнам, будто просил певца быстрей начать сказание и показать своё мастерство.

      А вот и сам бег. Заспанный и подкреплённый аракой. Курага важно плюхнулся напротив старца и разрешил впустить «серую кость». Но, глядя, каким жалким выглядит дряхлый хайджи на почётной белой кошме, бег снова засомневался: «Не опозориться бы! Как перекати-поле понесётся по улусам весть, что глупый бег пригласил никудышного певца! Что могут сыграть эти негнущиеся пальцы-царапки? Что может спеть этот сиплый голос?»

      Однако он пересилил себя и вежливо напутствовал сказителя:

      – Да будет сказание ваше наполнено битвами и богатырскими подвигами!

      И – о чудо! – благосклонность духов преобразила старца. Пальцы его приобрели гибкость змеи и легко заскользили по волосяным струнам. Голос вдруг окреп, и мощный горловой хай заполнил пространство юрты.

      Со всех сторон раздавались восхищённые возгласы.

      Курага облегчённо вздохнул: «Правду говорят: к серебру ржавчина не пристаёт. Это настоящий мастер «конного скакания»![19]

      Но то, что произошло дальше, заставило бега похолодеть.

      Незрячие глаза певца раскалёнными кинжалами вонзились в оплывшее лицо богатея, а голос сказителя грозовым раскатом покатился над головами слушателей:

      Яйцо, снесённое ночью,

      Пусть станет птицей, порхающей в небе!

      Глава народа Ханза-бег

      Пусть станет демоном, ходящим ночью!

      С гордостью повествовал певец о том, как подобно вольному степному ветру носился Ханза-бег с воинами по родной земле Хонгорая и разорял русские селения. Не покорился мятежный князь самодержавной власти русского Белого хана. И звучало это сказание в устах певца, как упрёк ему, бегу Кураге.

      И сжалось сердце Кураги до ячменного зёрнышка и укатилось на самое донышко пяток. Горько в мыслях ругал он себя: «О глупец! Что ж я заранее-то не узнал, что будет петь этот бродяга? Чтоб правитель подземного царства Эрликхан утащил этого хайджи в нижний мир и проколол ему язык раскалёнными иголками!.. Кто ж не знает запрещённое сказание о бунтовщике Ханза-беге? И впрямь, мудрость в голове, а не в бороде. Мало было мне, что сам

19

«Конное скакание» – особое исполнительское мастерство в горловом пении.