Звезды смотрят вниз. Арчибалд Кронин

глотку, Роберт!

      – Помалкивай, парень! Довольно поговорил на собрании!

      – Уж мы наслушались об этом за последние три месяца!

      Тень печали и усталости легла на лицо Роберта. Он отвечал на все лишь огорченным взглядом:

      – Ладно, товарищи. Делайте, как знаете. Больше ничего говорить не стану.

      Гоулен хитро осклабился:

      – Если ты боишься спуститься в «Парадиз», ты бы так прямо и говорил.

      – Заткни пасть, Гоулен, – вступился Лиминг. – Мелешь языком, как баба! Роберт со мной в одной бригаде. Он отличный забойщик и работает на совесть. Он знает проклятую шахту лучше, чем ты – собственное брюхо.

      Внезапно наступила тишина, все затаили дыхание, ожидая, не начнется ли драка. Но Чарли никогда в драки не вступал. Он пьяно ухмылялся. Напряжение зрителей сменилось разочарованием.

      В этот момент дверь с улицы распахнулась. Вошел Уилл Кинч и как-то нерешительно стал проталкиваться к прилавку:

      – Дай в долг кружку пива, Берт, ради бога! Хотя бы одну, иначе не выдержу…

      Внимание толпы снова пробудилось и сосредоточилось на Уилле.

      – Что такое? Что за беда с тобой приключилась, Уилл?

      Уилл откинул жидкие волосы со лба, взял с прилавка кружку пива и повел вокруг блуждающим взглядом.

      – Бед целая куча, ребята. – Он плюнул так, словно у него был полон рот грязи, затем стремительно заговорил: – С Элис моей плохо, ребята, – воспаление легких. Жена хотела сварить для нее мясной бульон. Прихожу я к Ремеджу четверть часа тому назад. Ремедж сам стоит за прилавком – брюхо жирное выставил и стоит. «Мистер Ремедж, – говорю я самым вежливым образом, – не отпустите ли мне каких-нибудь обрезков для моей девочки, она очень больна. А деньги я отдам в субботнюю получку, обязательно отдам». – Тут губы Уилла побелели, он весь затрясся, но стиснул зубы и, сделав над собой усилие, продолжал: – И что же вы думаете, ребята? Он смерил меня глазами с головы до ног и с ног до головы! «Никаких обрезков я тебе не дам», – говорит он этими самыми словами. «Уж будьте так добры, мистер Ремедж, – говорю, а у самого сердце упало. – Уделите нам какой-нибудь кусочек. Забастовка кончилась, через две недели обязательно будет получка, и я вам заплачу, как бог свят…» – Тут Уилл остановился, чтобы перевести дух. – Он ничего не ответил и опять так же на меня посмотрел… Потом говорит, словно перед ним собака, а не человек: «Ничего я тебе не дам, ни косточки. Вы – позор для города, ты и тебе подобные. Бросаете работу из-за ерунды, а потом приходите попрошайничать у порядочных людей. Убирайся вон из моей лавки, пока я тебя не вышвырнул отсюда…» И я ушел, ребята…

      Рассказ Уилла был выслушан в полном молчании. Первым встрепенулся Боб Огль.

      – Клянусь богом, это уж слишком! – простонал он.

      Тут вскочил пьяный Боксер и крикнул:

      – Да, слишком! Мы этого так не оставим!

      Все заговорили разом, поднялся шум. Боксер уже прокладывал себе дорогу в толпе:

      – Не стерплю я этого,