Дыхание Донбасса. Владимир Дмитриевич Пронский

шипишь-то? – удивлялся Семён. – Всё тебе не так, всё не по тебе! Не надоело? И кто ты такая есть, и что бы ты значила без отца?!

      5

      Юбилей Чернопут готовил загодя. С каждым годом Герман обрастал влиянием, связями и, как человек в душе творческий, находил в этом некоторую выгоду для себя. Книги его продавались, расходились на презентациях, а профессор-словесник Иннокентий Павлович рекомендовал студентам его роман времён перестройки, где автор рассказывал о собственной неудаче в бизнесе, и как потом всё наладилось. Профессор указывал адрес книжного магазина, давая понять, что без прочтения и осмысления этого произведения известного писателя-земляка, показавшего судьбу страны на переломе, о зачёте можно лишь мечтать. И покупали. Водитель только успевал подвозить пачки книг в указанный профессором магазин. Сначала Герману делалось неловко от такой услуги, но лишь стоило заикнуться об этом, как профессор Столбов превратился из вдумчивого научного авторитета в метавшего молнии из карих глаз ярого поклонника, и ему не только нельзя было возразить, но даже подумать об этом.

      – Дорогой Герман Михайлович, неужели непонятно, что всякое замалчивание вашего таланта обедняет всех нас?! – чуть ли не вспыхнул профессор. – Это же элементарно! Надо лишь раскрыть глаза и оглядеться, чтобы понять, как вы нужны людям!

      Чернопут в ответ сдержанно улыбался, не понимая, зачем профессору столь льстивое отношение. Ведь Ксения университет давно закончила, об аспирантуре даже не помышляет. Так в чём дело? Пока это непонятно, и Герман даже не мог предположить, чем так расположил Иннокентия Павловича к своей персоне. Особенно когда профессор устроил ему творческую встречу с преподавателями и студентами. Тем вечером приятно удивил полный актовый зал, масса любопытных глаз, а главное потрясение было в конце встречи, когда к нему выстроилась извилистая очередь из желающих получить автограф. Все подходили с его романом, а он, варьируя короткие записи, многократно отзывался возвышенными дарственными словами и поверил, что его роман действительно чего-то стоит. Даже не расстроила знобкая мысль о том, что роман-то этот написал знакомый писатель, и втайне от семьи Чернопут хорошо заплатил ему. Первое время после издания романа у него и душа к «своему» детищу не лежала. Но в тот вечер он воодушевился, видя такое внимание благодарных читателей, тем более что старичок, написавший роман, минувшим летом отошёл в мир иной и, надо думать, унёс тайну создания с собой на вечные времена, если, конечно, где-нибудь не оставил запись об истинном авторе, что любят делать горделивые подёнщики. Но это можно, в случае чего, легко опровергнуть, что, мол, имярек всегда завидовал талантам. Но Чернопут всё-таки верил в его благородство, ведь старичок был образован и воспитан, а главное, не в пример многим, умел держать данное слово. Для него это было дело чести; Герман не раз убеждался в этом, радуясь, что не ошибся в человеке.

      Недавний триумф на встрече в университете повторился и на юбилейном вечере. Один из выступающих долго и умильно