Ведьма и бог. Похищение Цирцеи. Лив Стоун

на пороге особняка. Гости разошлись. Мы помогли прибраться, но нет никого эффективнее и быстрее, чем приспешники Деймоса: Эринии и Спарты. Уже стемнело, и пора возвращаться в Спрингфолл.

      – Береги себя, Тыковка, – шепчу я. – И помни, я поклялась защищать Медею, что бы ни случилось.

      – Я знаю и доверяю тебе, – говорит она, отпуская меня.

      Элла вновь улыбается. Теперь, когда вечеринка прошла, она может расслабиться перед родами. Мероэ целует ее в обе щеки, прежде чем отпустить. Мать обнимает со всей нежностью, и мы спускаемся по ступенькам к «Жуку», припаркованному в двух шагах.

      – Вы пользуетесь телефонами? – спрашивает Элла.

      – Да! Они заряженные и всегда под рукой! – подтверждает Мероэ.

      Достаю ключи от машины и завожу ее, как только пристегиваемся.

      Во время поездки мы говорим обо всем: о прошедшем дне, сплетнях ведьм, причудах богов, интригующей беседе Мероэ с Артемидой по поводу последовательниц, сверкающей Ириде, которая очаровала всех, кроме Гермеса. Мама делится тревогой за Эллу. Нахмурившись и скрестив руки на груди, она говорит о браке, которого не должно было быть, об облегчении от осознания того, что дочь счастлива, с оттенком вины, которую она как мать несет, о беременности, которую считает поспешной… Она вспоминает о выборе, который был у нее при моем рождении, когда проводницы решили, что я буду следующей Цирцеей. Мама говорит об этом вполголоса: она могла отказаться, не говоря уже о том, что должна была это сделать.

      Я не осмеливаюсь заговорить. Мероэ, в свою очередь, пользуется этим для поднятия настроения. Она представляет нас под другими именами: Элла или Эмма, которая выросла бы со своими способностями, Деймос, который женился бы на другой, менее нежной ведьме. Сама Мероэ не сильно бы изменилась, потому что она средняя дочь.

      Я говорю себе, что, если бы это случилось, у меня был бы шанс завести роман с Гермесом, а потом жалею об этой мысли. Он не считает меня привлекательной. Это ничего бы не изменило.

      – Мам, как бы ты назвала Цирцею, если бы ей не было суждено стать проводницей? – спрашивает Мероэ, когда въезжаем в Спрингфолл.

      – Нам с вашим отцом нравилось имя Ариадна.

      Они болтают о гипотетическом имени, которое звучит странно. Почувствовала бы я себя Ариадной? У меня всегда было ощущение, что в моем теле всегда существовала вторая личность, что я не просто Цирцея. Есть Цирцея, которой я являюсь, и Цирцея, которой я должна быть: проводница, потомок Цирцеи Первой, та, кому передадут эстафету. Цирцея должна быть скалой, которой я себя не чувствую.

      Представляю жизнь счастливой Ариадны: она бы размышляла о том, чем занять время, открыла бы небольшой бизнес в городе, унаследовала бы мамин бизнес по производству имбирного пива, а может, даже и папин. Ходила бы на ежегодные собрания ведьм, варила зелья, занималась садоводством и издалека восхищалась удивительной женщиной, которая станет проводницей.

      – Цирцея? Все в порядке?

      Отпускаю руль. Я припарковалась перед домом, не осознавая этого, и не двинулась с места, погруженная в мысли.

      – Да, – с улыбкой