Час Презрения. Анджей Сапковский

отряд лирийской кавалерии столкнулся на границе с нильфгаардским разъездом. Мэва, королева Лирии, опять на весь мир обвинила Нильфгаард в провокациях и попросила помощи у короля Демавенда из Аэдирна. В Третогоре свершилась публичная экзекуция реданского барона, который тайно сносился с эмиссарами нильфгаардского императора Эмгыра. В Каэдвене объединившиеся в большую группу подразделения скоя’таэлей учинили резню в форте Лейда. В ответ население Ард Каррайга устроило погром, истребив почти четыре сотни живших в столице нелюдей.

      В Темерии, рассказали едущие с юга купцы, среди цинтрийских эмигрантов, собранных под штандарты маршала Виссегерда, царит печаль и траур, ибо подтвердилось страшное сообщение о смерти Львенка, княжны Цириллы, последней из рода королевы Калантэ, Львицы из Цинтры.

      Было поведано еще несколько страшных и зловещих историй. Например, что в некоторых местностях коровы вдруг стали давать кровь, а не молоко, а на рассвете люди видели в тумане Деву Мора, предвестницу жуткой гибели. В Бругге, в районах леса Брокилон, заповедного королевства лесных дриад, объявился Дикий Гон, галопирующее по небесам скопище ведьм, а Дикий Гон, каждому ведомо, всегда предвещает войну. С полуострова Бремервоорд заметили призрачный корабль, а на его борту – привидение черного рыцаря в шлеме с крыльями хищной птицы…

      Дальше гонец прислушиваться не стал, он был сильно утомлен. Отправился в общую ночлежную комнату, колодой повалился на подстилку и уснул.

      Поднялся на заре. Выйдя во двор, немного удивился – оказалось, что он не первым собрался в путь, а такое случалось не часто. У колодца стоял оседланный гнедой жеребец, рядом в корыте мыла руки женщина в мужской одежде. Услышав шаги Аплегатта, она обернулась, мокрыми руками собрала и отбросила на спину буйные черные волосы. Гонец поклонился. Женщина слегка кивнула.

      Входя в конюшню, он чуть не столкнулся со второй ранней пташкой – молоденькой девушкой в бархатном берете, выводившей в этот момент серую в яблоках кобылу. Девушка потирала лицо и зевала, прижавшись к боку лошади.

      – Ой-ёй, – буркнула она, проходя мимо гонца. – Точно, усну в седле… Усну… Аауауа…

      – Холод разбудит, когда кобылку разгонишь, – вежливо сказал Аплегатт, стаскивая с балки седло. – Счастливого пути, мазелька…

      Девушка повернулась и глянула на него так, словно только сейчас увидела. Глаза у нее были огромные и зеленые, как изумруды. Аплегатт накинул на лошадь чепрак.

      – Счастливого пути, говорю. – Обычно он не был словоохотлив или разговорчив, но сейчас чувствовал потребность поболтать с ближним, даже если этим ближним была самая что ни на есть обычная заспанная девчонка. Может, виной тому – долгие дни одиночества на дороге, а может, то, что девчонка немного походила на его среднюю дочку.

      – Храни вас боги, – добавил он, – от несчастий и дурных приключений. Вы же вдвоем, да к тому же женщины… А времена теперь недобрые. Кругом