Девочки. Повести, рассказ. Анжелика Королёва

замолкла?

      – Д-да… зацепиилась!

      – Опять не ладно! Ну-ка, покажи. – Отец подошел, стал помогать.

      Оказывается, платье запуталось в сетке кровати. «Хоть бы не порвать, хоть бы не порвать!» – думала Таня. Она притихла и целиком доверила это дело отцу. Редко бывало, чтобы он сам, вот так вдруг, подошёл и помог. Она не смела шелохнуться. Отец в несколько секунд справился. Но пока он стоял рядом, Танечке казалось, что прошло много времени. Он: высокий, большой и грозный, брови вразлёт, взгляд суровый. Всё-таки красивый у неё папка и смелый, недаром в партизанском отряде командиром у разведчиков был.

      Мама говорила, что его ранили много раз, и даже осколки в нём остались, и плечо болит. А недавно, по весне, Танечка слышала, что папка всю ночь стонал. И правая нога у него теперь немного короче левой, поэтому он хромает. А ещё мама рассказывала, что ему в плену фашисты по руке палкой били, когда он за хлебом потянулся. Потом сбежал он от них. Герой у неё папка, что говорить.

      – Ну, всё! Делов-то. – Отец отцепил платье и провел рукой по голове дочери.

      Вроде как погладил. Что это сегодня с ним? Вечно строгий ходит, лишний раз не обнимет, слова доброго не скажет. Танечка всегда держалась с ним по стойке «смирно» и ежилась от одного только взгляда.

      Однажды, когда друзья её в гости приходили, он им рассказывал, что после войны, когда ещё они на Украине жили, он в милиции работал, «биндеравцав» ловил, они его там боялись. Но тогда пришлось быстро уехать, потому что папку могли убить.

      Ой, вот и сейчас он вдруг опять так посмотрел, аж страшно стало, ну и взгляд! Почти всегда, как только он заходил домой, надо было ждать неприятностей. Начинал докапываться до всякой мелочи: то пол не так вымыла, то ничего-то она не знает, то оценки ему вынь да положь. А то вдруг только спросит, что у неё сегодня по пению, и если «пять», то всё ей прощает, достает из кармана конфету и говорит, что она «молоток». Пение для отца было почему-то важнее всего. Танюшка и старалась, приносила ему эти «музыкальные» пятерки.

      Ещё отец очень гордился, что у дочери его – длиннющая коса. Не велел её стричь ни в коем случае. Танечка сама любила свои длинные волосы. Тут они с отцом сходились.

      Шло лето шестьдесят второго года. Танечка только что окончила начальную школу и теперь могла отдыхать. Хотя дома у них особенно не расслабишься. Отец зорко следил, чтобы дети Таня и младше её на два года Колька, всегда были при деле и чтобы в доме было чисто.

      – Пап, так чего, нельзя эту частушку петь? Я подумала… – продолжила Таня, довольная, что платье осталось целым и папка сегодня добрый.

      – А соседи думать не будут, сразу побегут и сообщат кому следует. Ты прекращай мне это, про Хрущёва.

      – А другие можно?

      – Какие это ещё?

      – Ну вот. – Танечка замолчала ненадолго и выдала: – К коммунизму мы идём, птицефермы строятся, а колхозник видит яйца, когда в бане моется.

      – Танька! Я т-те дам в бане моется! Тебе кто это всё сказал?

      – В школе у нас поют.

      – Ещё чё выдумай?

      – Ну, на переменах.

      – Не ври мне давай!

      – Я не вру.

      – Нечива за другими дурь-то повторять, ты хоть понимаешь, про что ты поешь?

      – А чё, смешно же, пап!

      – Чё смешного? Не доросла ещё до этого.

      – А что тогда петь?

      – Пой што-нить, но неполитическое.

      – Как это?

      – Ну, про Сталина, про партию – не пой! Зарубила себе на носу?!

      – Зарубила, – промямлила Таня, до конца не понимая, почему про баню и яйца петь нельзя.

      – И про Хрущёва тоже?!

      – Тоже. Т-те на следующий год в пионеры, а ты…

      – Так я же…

      – Выучила клятву? – прервал её отец.

      – Назубок, пап! Во! – похвасталась Таня и начала тараторить, проглатывая буквы: – Я, вступая в ряды всьюзнай пионерск организаци имни владимльча леньна, прелицом свых тварищей, тржеснбещаю грячо льбить свуродьну, жить, читься и бротся, как заищал вликлень, как… как, – она запнулась, – забы-ы-ыла, пап!

      – Ну, вот и назубок! Тетеря! Иди учи!

      – Я знала, я знала, – начала канючить Танечка.

      – Слышал уже как знала! Две строчки запомнить не можешь.

      – Не две!

      – Не спорь с отцом! И с выражением хоть рассказывай, учить т-тя ещё буду, штоль, пионерка. – Батя захромал во двор к своему плотницкому станку.

* * *

      На следующий день, как только родители ушли на работу, Танечка проснулась и, ещё не успев опомниться ото сна, первое, что решила сделать, это натаскать воды с Иртыша́. Мама всегда хотела, чтобы дома было много воды. Она придёт с работы и удивится. Работала мама на пилораме, и Танечке было её очень жалко. То ли от того, что слово «пилорама» какое-то неприятное, не девичье, то ли она вспоминала, как слышала однажды, что мама жаловалась соседке, тете Марфе Разбойниковой, что устала таскать эти бревна. Как