Нефть, метель и другие веселые боги (сборник). Иван Шипнигов

понимал, что он наблюдает змею, кусающую самое себя за хвост: Эйфелево Останкино транслировало само себя, инструмент стал продуктом, средство – целью. Репортажи на фоне башен и панорамные съемки конструкции потеснили в сетке вещания даже самые популярные ток- и реалити-шоу. Стальной сетчатый каркас создавал помехи, и по экранам телевизоров ползли ажурные полосы, словно кто-то накинул на изображение увеличенную во много раз шелковистую паутину. Кроме того, отмечали самые чуткие, если не шевелиться и задержать дыхание, можно было услышать, нет, скорее почувствовать самой поверхностью мозга не то свист, не то гул, космический сквозняк, успокаивающий и наделяющий прохладной решимостью сделать все, что прикажет, нет, мягко посоветует находящийся в это время в эфире человек. К счастью это или нет, но акулы российского шоу-бизнеса не успели толком узнать об этой особенности вещания, и трагических последствий удалось избежать, если не считать всплеска промискуитета в молодежной среде и некоторого учащения случаев регрессии у больных шизофренией.

      Вскоре обычное вещание прекратилось вовсе, и в отравленном воздухе над столицей безжалостно и мощно разнесся настоящий Сигнал.

      Что бы ни говорили ревнители нравственности, ношение белья с башенной символикой и даже эротические эксперименты с игрушечными моделями можно считать безобидной причудой. Но изменения в психике людей, наблюдавшиеся к концу первого года существования проекта, уже вызывали опасения. Все больше не склонных к ипохондрии людей жаловались на тошноту, головные боли и кошмары, образное наполнение которых зависело от навязчивых идей конкретного пациента. Группа ученых Московского НИИ психиатрии в начале 2011 года выпустила сборник наиболее интересных клинических случаев, сопровождаемых комментариями. Так, женщина сорока пяти лет, с хроническим алкоголизмом второй стадии, была неоднократно госпитализирована при попытке суицида. По словам близких, когда-то она работала оператором на колесе обозрения на ВВЦ, и примерно через год после постройки Эйфелева Останкино ее вдруг стали беспокоить сны о старом месте работы, откуда она была уволена за пьянство. Женщина отправилась на ВДНХ и, увидев с высоты аттракциона двойную башню, попыталась разбить стекло кабинки и выпрыгнуть вниз, но была остановлена другими пассажирами. В течение месяца это повторялось шесть раз. В сумеречном состоянии она тихо бормотала одну и ту же фразу: «Увидеть Париж и умереть». В моменты просветления она описывала врачам открывшийся ей вид на Париж так детально и точно, что даже повидавшие всякое психиатры смущались, сверяя рассказ пациентки с фотографиями и картами французской столицы: за границей женщина никогда не бывала.

      Меж тем и так поляризованное русское общество стало угрожающе раскалываться на два лагеря. Прозападно настроенные либералы утверждали, что стоит продолжить эксперимент и сочетать русские красоты с другими европейскими достопримечательностями